Александр II. Воспоминания

Любимая супруга, которую его великое сердце избрало ему в спутницы жизни, была воспитана под его непосредственным воздействием; ему было угодно, так сказать, излить свою избранную душу в ее собственную, и он имел высочайшее утешение в том, что его мысли и чувства роднились с мыслями и чувствами его подруги до такой степени, что каждый из супругов мог сказать: «Мои мысли – его мысли, и мое сердце – его сердце». Княгиня жила затворницей, и ее абсолютное отречение от светской жизни, отказ воспользоваться какой-либо милостью, полнейшая незаинтересованность во всем, что не являлось существом ее возлюбленного, – все это достаточно ясно доказывает, что любовь ее была столь же совершенна, сколь и безгранична. В подтверждение того факта, что княгиня вела уединенную жизнь, скажем, что довольно многие лица, приезжавшие в столицу, желали свести с ней знакомство, но покидали ее, не достигнув своей цели. Это и неудивительно, если известно, что даже многие высокопоставленные русские сановники не знали в лицо супругу государя.

Благородство Александра II, чарующее взор, обнаруживало себя не только в исключительных обстоятельствах придворных приемов, на каких случается блистать любым коронованным особам, но его изысканность была также замечательна и в частной жизни, она излучалась всей его личностью на его ближайшее окружение и была так притягательна и так сообщительна, что невозможно было прожить рядом с ним в течение нескольких лет, не ощутив на себе ее неизгладимый отпечаток.

В наше время подобная изысканность тем более драгоценна, что встречается так редко. Разве не видали мы в наши дни стольких государей, сохранивших от своего августейшего происхождения и пышного достоинства один лишь титул!

Но вернемся к рассказу о последних днях государя, чей конец был так близок.

По завершении своей последней семейной трапезы император, следуя усвоенной им сладостной привычке, отвел к себе в кабинет сына, юного князя Георгия, которого ему угодно было просвещать полезными советами насчет того времени, когда он, его отец, окончит свой земной путь. Непосредственные свидетели могут подтвердить, что знаменитый отец старался запечатлеть в сердце юного князя свои мысли, вкусы, склонности и стремления; император вообще придавал большое значение тому, чтобы воспитание этого ребенка было серьезным и совершенным во всех отношениях.

Император был счастлив вновь обрести свое детство в последнем сыне: когда тот заслуживал выговора, он нередко говорил вполголоса жене: «Узнаю в нем себя, это в точности я сам». И тогда, убеждаясь в совершенном сходстве сына с самим собой, он не мог скрыть слез, счастья и внутреннего удовлетворения.

Всякому известно, что добрый король Генрих IV любил играть с своими детьми и что однажды некий посол обнаружил его на четвереньках, катающим сына на спине. Обернувшись к удивленному послу, король сказал ему с улыбкой: «Да позволит мне Ваше Превосходительство завершить круг по комнате!» Так вот, Александр II ничуть не уступал в доброте французскому государю; наедине с детьми он часто уступал их просьбам и особенно просьбам младшей дочери, и скатывался вместе с нею с русской горки, возведенной в одной из дворцовых зал. Восхитительно убеждаться в том, что и самые высочайшие монархи нередко предпочитают отрекаться от величия ради сердечных семейных радостей. Трудно найти тому объяснение, но было самым очевидным образом подмечено, что император Александр II был счастлив и горд тем, что в младшем сыне находил простое частное лицо, которому передал частицу самого себя, которой предстояло стать частью всей нации. Император нежно и совершенно исключительным образом любил этого сына от второго брака, которому отдавал явное предпочтение; ребенок же сполна возвращал отцу его любовь, выражая ее столь явно в присутствии посторонних, что все ее замечали, – либо бросаясь в объятия отцу, чтобы многократно расцеловать его, либо прерывая его речь каким-нибудь вопросом, на который император никогда не отказывался ответить. Ребенок относился к отцу с очаровательной фамильярностью, без малейшего смущения, будто ему было неведомо, что отец его является государем.

Эта привычка ребенка видеть в Александре II лишь нежного отца, а не венценосную особу объясняет, почему юный князь не испытывал ни робости, ни смущения в присутствии блестящих знаменитостей, которые для него все стояли ниже отца.

Во время ежедневных бесед, которые вел с сыном в ту последнюю зиму отец, побуждаемый, возможно, смутным предчувствием близкого конца, он говорил с ним о будущем, указывая юному князю, как ему следует вести себя, когда Бог похитит у него его отца. Император избегал присутствия за этими беседами княгини, которой совершенно не понравились бы эти печальные темы. Но она догадывалась о них по волнению и слезам сына. В тот вечер, накануне трагической развязки, он долго беседовал с юным сыном на эту тему. (Сама княгиня, вдова Александра II, после смерти государя подтвердила факт такой беседы многим заслуживающим доверия лицам.)