Несмотря на предложение жены собрать всех близких, он отказался, сказав: «Я предпочитаю воспользоваться днем причастия, чтобы остаться наедине с тобой, с кем рядом чувствую подлинное отдохновение и счастье». Совершенно очевидно, что в самые серьезные моменты последних лет своего царствования император всегда искал и находил у княгини совет, поддержку и опору для самых важных дел, и лишь она одна придавала ему спокойствия, бодрости духа и решимости для их исполнения.
За чаем княгиня спросила, поедет ли он завтра на парад, на что он отвечал: «Почему бы и нет?» Такой уклончивый ответ, казалось, был дан с целью узнать причину вопроса.
Не зная о заговоре, составленном против жизни государя, а также всего того, что было известно на этот счет Лорис-Меликову, княгиня, уже три воскресенья подряд удерживавшая своего супруга во дворце, напрасно искала теперь нового предлога удержать его вновь, чтобы его величество не пошел на завтрашний смотр войск. Впрочем, поскольку ее заверили, что на пути следования императора к манежу будут приняты все человечески возможные меры предосторожности, княгиня воздержалась от высказывания каких-либо соображений и промолчала, чтобы не противоречить императору без благовидного предлога, а император истолковал ее молчание как согласие.
Весь вечер он пребывал в веселом настроении и с величайшей непосредственностью предавался беседе, что явно доказывает, что у него не было никаких предчувствий. В таком счастливом расположении духа император лег спать и провел прекрасную ночь, свою последнюю ночь на земле.
На следующий день утром он встал и в обычное время совершил прогулку с детьми; затем прослушал обедню, после чего позавтракал вместе с лицами из его ближайшего окружения, которые присутствовали на богослужении. Эти люди подтвердили, что его величество прекрасно себя чувствовал и пребывал в совершенном спокойствии.
По окончании трапезы император уединился в своем кабинете, куда должен был явиться Лорис-Меликов, которого государь вызывал к себе в тех случаях, когда это позволяло состояние здоровья последнего; в противном случае его величество сам отправился бы к графу после смотра войск.
Нужно ли усматривать предчувствие в настойчивом желании императора передать графу Лорис-Меликову некий важный документ, только что им подписанный и содержание которого должно было быть обнародовано на следующий день, в понедельник 14 марта? Этот неизданный документ заключал в себе высочайшую волю государя, новое проявление его усердия в деле передовых реформ, естественное следствие его огромной любви к народу, судьбы которого вверил ему Бог. Будучи формально самодержцем, Александр II был более либерален в своих принципах, чем большинство его подданных. Следует признать, что императору с трудом удавалось находить высокопоставленных людей, способных следовать его взглядам и осуществлять его намерения. Явное и неопровержимое доказательство этим словам, лишь еще более подтвердившимся в дальнейшем, можно увидеть в административных актах, последовавших за его трагическим концом.
В своих непостижимых постановлениях и в вечной мудрости своей Бог позволил этому великому государю, бывшему совершенным образцом человеколюбия, провести последнюю неделю его славной жизни за исполнением обязанностей доброго христианина. И Бог пожелал, чтобы в довершение великой просветительской деятельности на благо своего народа он перед смертью составил торжественный акт, как последнее проявление преданности своей родине, подписав его, если можно так выразиться, кровью мученика.
Александр II восшел к Предвечному с пальмовой ветвью мученика и в бессмертном венце неувядаемой славы; он всегда будет жить в памяти русского народа, которому был отцом и которому, покинув этот мир, он оставил, увы! лишь жгучие сожаления о себе и многие слезы, которые ничто не может ни ослабить, ни исчерпать.
Вручив Лорис-Меликову этот важный документ перед тем, как отправиться на парад, император поднялся к жене, которая в то время завтракала вместе с детьми, и сказал ей: «Я только что подписал документ, о котором говорил и который, надеюсь, хорошо будет принят и станет для России новым доказательством того, что я предоставляю ей все, что возможно». Произнеся эти слова, он осенил себя крестным знамением и добавил: «Завтра он будет обнародован в газетах; я приказал это сделать». Пребывая все в том же безмятежном состоянии духа, император провел с своей семьей не более пяти минут, ибо торопился на парад. Княгиня сказала ему: «Надеюсь, ты поедешь не через Невский проспект, а через Екатерининский канал?» Император ответил: «Конечно, так и сделаю».