Александр II

А еще только в Москве были Бахрушины, Боткины, Алексеевы, Куманины, Щукины, Морозовы, Рябушинские, Абрикосовы, Прохоровы, Солдатенковы… И все умело занимались промышленностью и благотворительностью, без шума, а тихо, как Господь велел, хотя жили не всегда праведно, иные с французскими танцовщицами, иные с разведенными; воспитывали детей и давали им наилучшее образование, так что иные детки и членами-корреспондентами Академии наук становились. Деньги попусту, как правило, не мотали, но были хлебосольны, любили угостить хороших гостей и послушать умную беседу. Главное же, жили с ясным сознанием того, что – не ради домов и картин, а есть нечто большее, высшее… Почти все ощущали в себе тягу к искусству, что-то собирали; выискивали, строили, устраивали, оставляя после себя не только фабрики и счета в банке, но и музеи, больницы, сиротские дома.

2

Александр Николаевич не входил в подробности хозяйственной жизни, не считая это своим делом, однако знал о старых и новых крупных заводах и фабриках; на встречах с представителями русского купечества обсуждал перспективы экономического развития страны, хорошо сознавая различие между политикой фритридерства и протекционизма. Можно сказать, что он и сам был фабрикантом, ибо во владении императорской семьи находились не только тысячи десятин земли, но и знаменитые мастерские вблизи столицы, производившие отличные фарфоровые изделия. Однако целиком и полностью он был вынужден включиться в дела железнодорожного строительства, а точнее – в распределение выдаваемых государством концессий на строительство, эксплуатацию железных дорог. Причины тому двоякого рода: во-первых, подлинно жизненная важность создания надежных транспортных путей, а во-вторых, некоторые личные обстоятельства.

Дороги в России всегда были плохи. Между тем самые разные потребности требовали надежного и регулярного сообщения, и решить вопрос с развитием судоходства не представлялось возможности: большинство рек замерзало и было судоходно четыре-пять месяцев в году. Следовало строить железные дороги.

Но кому строить? Вопрос этот встал вскоре после Крымской войны. У государства не было денег и возможностей на большие проекты. Стали выдавать концессии, и вот тут-то поднялся железнодорожный бум. Сливки чиновного, делового и аристократического мира Петербурга возжаждали стать железнодорожными дельцами, почуяв «золотую жилу». То действительно был «российский Клондайк».

Четыре брата Поляковых были сыновьями кустаря из местечка близ Орши в Могилевской губернии. Самуил Соломонович начал свою карьеру в качестве мелкого откупщика, то было верное дело, но не отказывался он и от подрядов на различные работы. Устроился управляющим винокуренным заводом в имении одного помещика. Помещик был министром почт и телеграфа графом Иваном Матвеевичем Толстым. Сотрудничество оказалось обоюдовыгодным. Поляков давал деньги, Толстой помогал ему в делах. Тут подвернулась раздача концессий, и братья Поляковы выбились в крупные подрядчики.

Самуил Соломонович в полной мере использовал средства казны, которая не только гарантировала железнодорожное строительство, но и субсидировала его на льготных условиях. Во второй половине 1860-х годов Самуил Поляков – уже учредитель, концессионер и владелец нескольких железных дорог, в том числе Курско-Азовской, Козлово-Воронежско-Ростовской, Царскосельской, Оренбургской, Фастовской и других. Кажется, жить да радоваться оставалось Самуилу Соломоновичу, но точил его червь тщеславия. Мало было ему денег, ему захотелось положения в обществе. Решил он стать бароном.

Сама по себе промышленная деятельность поощрялась властью, но не давала права на такое отличие. Более верным был путь благотворительности. Поляков обратился к министру просвещения графу Дмитрию Андреевичу Толстому с предложением пожертвовать 200 тысяч рублей серебром на учреждение в городе Ельце классической гимназии. (Ранее на его деньги там уже было основано первое в России железнодорожное ремесленное училище.) Граф был приятно удивлен, получив в союзники своему «классическому направлению» в образовании железнодорожного дельца, и счел, что желаемая плата невелика.

При очередном высочайшем докладе министр изложил деяния Самуила Полякова императору и высказался за дарование железнодорожному магнату баронского титула.

Александр Николаевич ничего не имел против. Его отец даровал баронство Александру Людвиговичу Штиглицу, главе придворного банкирского дома, а сам он сделал баронами варшавского банкира Антона Френкеля и банкира Карла Фелейзена. Он полагал полезным и даже выгодным для нужд государства расширение возможностей для евреев заниматься предпринимательством и финансами, к чему у них будто природные способности.

Однако письменная царская резолюция звучала несколько неопределенно: Полякова «благодарить» и «представить к награде по непосредственному усмотрению Его Величества». Вероятно, зайди речь о главе торгового дома Якове Полякове или главе банкирского дома Лазаре Полякове, решение государя было бы более конкретно, а железные дороги…