— Ханского посла взял в плен! — Он указал пальцем на себя. — Разве это не нарушение общественного спокойствия? Взял в плен Кончаку, сестру ханскую! Разве это не нарушение общественного спокойствия?.. Подрывать уважение к царствующему дому!!!
— Он был горд и непокорен хану нашему, — сказал мурза Чет. — Перечил Юрию Даниловичу, тестю ханскому, великому князю русскому.
— Не знаю я ничего в этом законе, — проговорил Шелкан, глядя в сторону, — а знаю, что гяур осмелился идти на татар.
Он плюнул в сторону и потупился.
— Итак, — сказал Чобуган, — он уже по одной этой статье должен понести смертную казнь.
— Должен, — сказали татары единогласно.
— По второй статье закона Чингисхана смертной казни подвергаются
— Виноват, виноват! — заговорили все поспешно.
— Итак, — продолжал Чобуган, не меняясь в лице, — по этим двум статьям он должен быть казнён. Третья статья гласит, что смертной казни подвергаются
— Но это не доказано, — сказал один из присутствующих, получавший крупные подарки из Твери, но наравне с другими благоприятелями Твери не смевший замолвить слова за Михаила; влиятельнейшие члены совета были на стороне Москвы.
— По-моему, государственная измена, — сказал Кавгадый, — это взять в плен ханского посла.
При этом он опять ткнул себя в грудь пальцем.
— Это скорее нарушение общественного спокойствия, — сказали с досадой другие сторонники Михаила, желавшие хоть чем-то облегчить участь князя.
— Да всё равно, — сказал кто-то, — неповиновение ханской власти — та же самая измена.
Даже сторонники Михаила должны были поддакнуть.
— Четвёртая статья, — читал Чобуган, —
— Ну, в этом он не виноват, — сказал Кавгадый.
— Хорошо, — сказал Чобуган. — Теперь по пятой статье:
Все молчали.
—
— А!!! В этом-то он виноват! — заметил радостно Кавгадый.
— Это самое и есть! — сказал мурза Чет. — Отравил сестру ханскую!
— Виновен, — решил совет.
— Шестая статья:
— Виновен.
—
— В этом он не виновен, — сказал Кавгадый.
—
— Не виновен, — сказал мурза Чет. — Тверские заведомо живут хорошо, даже лучших московских, потому что московские между собою ссорятся из-за того, как бы лучше угодить хану. Вон дядя их Дмитрий Андреевич и отец Данила как собаки между собою жили, чтобы только угодное хану сделать.
— Нет, не виноват, — решил совет.
— Так выходит, — продолжал Чобуган, — что виноват он по четырём законам.
Чобуган и все члены совета поклонились Узбеку; на Узбеке лица не было.
— Хорошо, — сказал он, — я отказываюсь от права помилования, только скажите мне по совести... неужели этот Михаил в самом деле был отравителем и изменником!
— Свет очей моих, — сказал Кавгадый, — ты нам не веришь?
Узбек встал и вышел.
— Совет кончить в другой раз! — сказал он.
Тверские сторонники вышли из шатра и столпились в одну кучу. Чобуган свернул свитки, бережно уложил их в торбу понёс в свой шатёр. Не успел он повесить их на гвоздь, как его вновь позвали в шатёр Узбека.
Узбек сидел и пил чай. Несколько слуг толпилось у входа. Он молча дал знак одному из них подать чашку Ахмету, молча указал место подле себя и движением руки выслал остальных.
—
— Ты меня, хан, не спрашивай: я терпеть не могу мешаться в эти дела. У тебя есть совет; моё дело бумаги вести, знать закон, ярлыки тебе писать и переводить на разные языки, а вмешиваться в дела — терпеть не могу; как раз меня из-за этого свернут, — а как свернут, тебе же хуже будет.
— Чобуган, душа моя, — говорил Узбек, трепля его по плечу, — мало ты меня знаешь, если думаешь, что под меня можно подкопаться.
— Ты, хан, сам виноват, — смело сказал Чобуган, — что в это дело впутался. Я давно видел, как ты неосторожен. Московские князья — умные люди, не чета тверским! Тверские лучше и честнее их, а оттого никуда не годятся, чтобы править Русью: там нужны истые плуты. Вот тебе такой — брат Юрия, Иван Данилович. Не лежит у меня к нему сердце, не лежит сердце и к Юрию.
—
— Ты с этим плутом породнился, ты его сделал великим князем. Честь Михаила была затронута, он взял в плен Кавгадыя и Кончаку и побился с татарами... Вот о чём подумаем теперь: Пётр-митрополит в Москве живёт, сторону московских держит — с ним сговориться нельзя, а нам выгоднее держать их на нашей стороне.
— Так что, же по-твоему, сделать с Михаилом?