Александр Невский. Сборник

Но вот колокол умолк, а Вышатич всё стоял и думал. До рассвета ещё было далеко, как вдруг он встал и, выйдя за калитку, ровными, уверенными шагами отправился по узкой тропинке, ведущей к Печерской лавре и к колодцу Святого Антония.

Начинало светать, но до дня ещё было далеко. Время от времени до Вышатича долетал крик проснувшейся совы, чириканье птиц и рёв скота, выгнанного в долину. Наконец небо закраснелось. Вышатич спускался с горы к долине, через которую вела тропинка мимо колодца Святого Антония к Печерской лавре. Подойдя к колодцу, он перекрестился, взял деревянным ковшом воды, напился и пошёл дальше. Лавра была открыта.

Вход в неё был в виде небольшого отверстия, запиравшегося простыми, еле сколоченными и даже неотёсанными дверями. Издали видно было, как люди с зажжёнными свечами приближались к отверстию, открывали его и исчезали...

В то же отверстие вошёл и Вышатич.

Спустившись по ступенькам, он очутился в узком тёмном коридоре. Его обдало затхлым воздухом, смешанным с запахом восковых свечей и ладана. Среди темноты до него долетали глухие звуки пения, бродившие эхом в поворотах коридора мимо ниш, где почивали мощи святых затворников Печерской лавры.

В конце коридора виднелась маленькая церковка, откуда и доносилось пение.

Вышатич оперся о стену одной ниши и начал молиться. Быть может, он никогда так горячо не молился, как в эту минуту. Здесь он почувствовал себя ближе к вечному источнику мира и покоя.

Так он дождался конца заутрени; народ начал уже выходить из пещеры, но Вышатич всё ещё продолжал стоять, опершись о нишу. За народом начали выходить и чернецы, длинную вереницу которых замыкал отец Еремий. Это был аскет, который с минуты вступления в Печерский монастырь питался одним хлебом и водой, молился, поучал людей, лечил больных и переписывал разные божественные книги для монастыря. Ему было более ста лет, но он был ещё бодр и силён.

Идя по узкому коридору, он заметил Вышатича и узнал его; он знал воеводу Коснячку, знал Люду и весь Киев. Обратив внимание на его странный вид, Еремий не стал прерывать его размышлений; только кивнул ему головой и пошёл дальше.

Вскоре вышел и Вышатич. Молитва отчасти принесла ему облегчение, но на сердце всё ещё лежала тоска.

Когда он вышел из пещеры и его обдало свежим воздухом, ему показалось, что какая-то невидимая сила тянет его назад.

Он остановился и задумался.

— Пойду, — сказал он сам себе, — открою душу отцу Еремию, пусть он посоветует мне, как помириться с самим собою.

Келейка отца Еремии была неподалёку от Печерской церкви, на холме.

Вернувшись с заутрени, старик сел у стола, развернул пергамент и начал что-то писать. Вдруг он услышал, что за дверью кто-то рыдает... Он потихоньку отворил дверь кельи и увидел перед нею человека, стоявшего на коленях, который, наклонив голову к земле и закрыв ладонями лицо, громко рыдал. Еремий узнал в нём Вышатича, подошёл к нему и дотронулся до плеча.

   — Что с тобою, мой бедный сын? — спросил он тысяцкого.

Вышатич приподнял голову и обхватил руками ноги Еремия.

   — Благослови, отец! Мне тяжело жить на свете, и я не могу найти себе места.

Отец Еремий поднял руку над головой Вышатича и взволнованным голосом промолвил:

   — Да благословят тебя, мой сын, святые Антоний и Феодосий печерские. Встань и войди в мою келью.

Вышатич встал и вошёл в келью. Монах посадил его на обрубке дерева, который служил ему креслом, встал перед тысяцким и начал всматриваться в его печальное лицо.

   — Вот видишь, мой сын, до чего ты дошёл! В твоё сердце закралась зависть... Она возбудила мысль о мести, а месть заставила тебя решиться на преступление.

Вышатич опустил голову на грудь и молчал, но отец Еремий читал в его душе, как в открытой книге.

   — Ты сошёлся с врагами Бога, и что же они дали тебе? Только привели тебя на край той пропасти, на котором сами стоят и ожидают Страшного Суда Божия...

Вышатич взял руку Еремии и покрыл её поцелуями.

   — Отец, укажи мне дорогу, я заблудился, — рыдая, произнёс он.

   — Бедное дитя! — сказал Еремия. — Тебе жаль Людомиры, но предоставь её собственной судьбе, какую ей послал сам Господь. Пусть будет так, как есть.

   — Пусть будет! — отозвался Вышатич, точно эхо.

Старый чернец стоял задумавшись. Казалось, горькая судьба Вышатича всколыхнула в его душе прошлые воспоминания.

   — Сын мой! — сказал он. — Я дожил до глубокой старости, хотя и не щадил своей жизни. Господь наградил меня здоровьем и спокойствием. Я победил искушение, которое влекло мне к себе, и в той келейке я нашёл спокойствие и тишину. Был и я молод, любил и часто плакал, потому что та, которая поклялась мне в своей верности, предпочла богатого боярина. Теперь она уже стоит пред престолом Всевышнего. Я давно простил её и в служении Господу нашёл новый труд и обязанности.

   — Отец! — воскликнул Вышатич. — Вокруг нас измена. Я думал, что я служу матушке-Руси, но оказалось, что я был только оружием в чужих руках. Я думал, что в сердце Люды я похороню свои сомнения и печаль, но её сердце закрылось предо мною, и сегодня я ничего не желаю, кроме спокойствия, тишины и забытья... Благослови меня!..