Александр Невский. Сборник

   — Смотри, как бы завтра на твою шею не набросили петлю, — огрызнулся Мстислав. — У Изяслава немало верных слуг.

Однако солдаты не обращали на это внимания.

Когда всех троих повесили, отряд постоял ещё несколько минут, чтобы кто-нибудь не обрезал верёвки, и возвратился на Красный двор.

Добрыня в тот вечер, когда давал сигналы Славоше и двум другим, долго ждал в условленном месте, но никто из княжеских послов не возвращался. Он не знал, что с ними случилось, но предчувствовал что-то недоброе. Уже полночь минула и заря вечерняя погасла, а убийцы не появлялись. Он ждал.

Лишь когда солнце взошло, он решил возвращаться.

Однако он не пошёл по обычной дороге, опасаясь встретиться с польскими солдатами. Он углубился в лес и пошёл по тропинкам, которые ему были хорошо известны, в Киев на Княжий двор.

Тропинка как раз вела через ту поляну, на которой повесили Славошу, Мстислава и третьего разбойника. Выйдя из леса на поляну, он сразу увидел трупы и в одном из них узнал Славошу.

   — Да, напрасно я ожидал вас, — прошептал он.

В другом трупе Добрыня узнал Мстислава, и его охватил ужас. Опрометью бросился он в лес и долго шёл, не разбирая дороги.

Было уже за полдень, когда Добрыня пришёл на Княжий двор. Гридни впустили его без доклада. Едва он показался в дверях княжьей гридницы, Изяслав сразу обратил на него свой вопросительный взор.

   — Где Мстислав? — спросил он сурово.

   — Всё в руках короля, — поклонился Добрыня.

Изяслав молча прошёлся по избе, потом сел у стола.

   — Где же они? — спросил он.

   — Им не вернуться к тебе, милостивый князь, — отвечал Добрыня. — Король приказал их повесить.

   — Что?! — князь ударил по столу кулаком. — Ты... ты лжёшь!..

   — Нет. — Добрыня покачал головой.

   — Ты видел их трупы?

   — Видел, милостивый князь.

Князь повернулся лицом к окну и неподвижно стоял несколько минут. Затем он повернулся к отроку и громко сказал:

   — Позвать сюда конюхов и гридней.

Через несколько минут в гридницу вошло несколько плечистых людей. Изяслав, по-прежнему стоя у окна и не поворачиваясь к ним, ровно произнёс:

   — Возьмите Добрыню и посадите в мешок.

Конюхи схватили Добрыню и увели.

На следующий день князь созвал всех воевод, бояр и старшин на совет, где обвинил своего бывшего союзника в предательстве и желании занять княжеский престол. Совет решил собрать дружину, рассеянную по всем окрестностям, и объявить войну. Изяслав обратился к Чудину:

   — Боярин, поезжай к Вышатичу. Пусть тоже приведёт своих отроков.

Чудин в тот же день поехал в Берестово, но когда он въехал во двор тысяцкого, его поразила необыкновенная тишина. На дворе не было никого, и только спустя несколько минут явился заспанный челядинец и взял у него коня.

   — Тысяцкий дома? — спросил Чудин.

   — Не, ушёл куда-то.

   — Когда вернётся?

   — Не знаю. Уж третий день его нет... Ах, да, я и забыл, — вдруг добавил слуга. — Ведь он приказал послать князю какое-то письмо.

   — Какое?

   — Не знаю. Кажись, на столе лежит!

Письмо гласило следующее:

«Пошли, князь, на моё место другого тысяцкого. Я поступил на службу к другому».

IX. РАЗНАЯ СУДЬБА

Была поздняя, тёплая, ветреная осень, и Болеслав держал свои войска в лагере. Неудовольствие их росло с каждым днём, и если ещё не было бунта, то только благодаря тому, что Болеслав обещал солдатам устроить их зимой на удобных квартирах. Куда он хотел их вести — никому не было известно. Он ожидал помощи из Кракова, но вместо этого получал невесёлые известия. И панство и духовенство были недовольны отсутствием короля.

Но ни тех, ни других Болеслав не посвящал в свои планы. Отношение короля к шляхте давно приобрело ему врагов в совете и в сенате.

Когда стало известно, что Изяслав открыто посягает на жизнь короля и намеревается выставить против него вооружённую рать, путь, который избрал сам польский король, был уже начертан. Придёт ли помощь или нет, но он решил покончить с Изяславом, занять Киев и венчаться на княжение; а затем, оставив наместника на Руси, с собственными и русскими войсками двинуться в Краков и положить конец неудовольствию и бунту шляхты.

Это был смелый план, но в духе Болеслава.

Тем не менее он надеялся на подкрепления из Кракова и не предпринимал пока никаких действий.

Поздняя осень заканчивалась в тоскливом ожидании и сомнениях. Однажды утром в детинец Красного двора въехал какой-то рыцарь с конным отрядом и приказал доложить о себе королю.

Его пустили. Он пробыл у короля несколько часов; нерассёдланная лошадь ожидала его у крыльца. Наконец он вышел и, вскочив в седло, немедленно уехал с Красного двора. Отряд, сопровождавший его, двинулся следом.

После этого разговора с неизвестным рыцарем Болеслав остался один и долго сидел, подпёрши рукою голову, в глубокой задумчивости. Всем было ясно, что рыцарь приехал из Польши, но вот с чем.

Прошёл час после его отъезда, а Болеслав продолжал сидеть на том же месте и в том же положении; на его лице видна была печаль и на глазах блестели слёзы.

Вдруг скрипнула дверь. Болеслав встрепенулся и поднял голову:

   — А, это ты, Болех!

   — Я. Пора ехать в обоз.