Александр Одоевский

Соколов преподавал маленькому князю русский язык и литературу. Составитель «Грамматики», он особо увлекался переводами древних авторов.

— Вы только послушайте, что пишет Тит Ливий о взятии Рима галлами!..

Учитель истории и статистики Константин Иванович Арсеньев снисходительно усмехался, слушая подобные речи. Был он молод, решителен и суждения пятидесятилетнего Соколова почитал давно отжившими.

— Крепостное право — вот главный вопрос, который предстоит решить России!

Правда, во взгляды свои он не посвящал ни Ивана Сергеевича, чьего крутого нрава слегка побаивался, ни его супругу. Но наедине с малолетним Александром он не таил своих мыслей.

— Готовлю, Саша, большой труд по статистике нашего государства. Ему отдаю все силы свои и все свободное время, — сообщал он.

Регулярно дом Одоевских посещал библиотекарь и секретарь канцлера, князя Куракина, Жан-Мари Шопен, обучавший Одоевского французскому языку. Небольшого роста, сухощавый и желчный, он в своем отношении к крепостному праву сходился взглядами с Константином Арсеньевым.

— Деспотизм и рабство, мой дорогой друг, давя на русскую жизнь, давят и на литературу, которая только в последнее время начинает приспособляться к духу французской литературы и ее гуманных идей.

— О словесности не берусь судить, а в отношении рабства совершенно с вами согласен, — отвечал Арсеньев. — Лишь полная свобода личности — залог процветания общества, как экономического, так и социального.

Маленький Александр с живейшим любопытством внимал этим разговорам. Знал бы старый князь, чему учили его сына иные из преподавателей!..

Влияние Шопена и французской литературы на Одоевского было очень велико. Жан-Жак Руссо, автор «Эмиля», наряду с Монтескье стал его любимым писателем. Вольтера же он с отроческих лет знал наизусть.

Иван Сергеевич справедливо полагал, что Александру не помешает и приличное знание других европейских языков: английского и немецкого… Байрон восторгал юного князя, Шекспир поражал драматизмом и глубиной, Шиллер привлекал своим возвышенным героизмом и страстями…

Из отечественных писателей Александр изучал Кантемира и Ломоносова, Сумарокова и Хераскова, Капниста и Державина… Изучал по-юношески горячо и пристрастно: вычурному тяжелому слогу прошлого столетия он внутренне предпочитал легкость Карамзина и Батюшкова.

Тем временем российская литература уже рождала новые имена пылких романтиков. Но этого юный князь еще не ведал.

Однако воспитание Одоевского не ограничивалось словесными науками. В общий курс математики вводил его Тенегин, фортификацией занимался с князем Фарафонтов, отрывки из своего «Училища благочестия» читал известный священник-педагог Мансветов…

Иногда камердинер брал Александра за руку и с благословения матушкп отводил его на Екатерининский канал, в дом католической церкви, где по подписке за 125 рублей читал популярные лекции модный в Петербурге императорский физико-механик Антон Росппни.

Лекционный зал был очень красив, внимание Александра постоянно привлекал огромный деревянный стол, заставленный различными колбами и диковинными инструментами.

Роспини читал громко, закатывая глаза и эффектно размахивая длинными руками.

3

Боясь за сына, болезненно любя его, стремясь по-своему образовать детский характер, Прасковья Александровна не допускала его столкновения с несправедливостями и теневыми сторонами тогдашней России. Выбраться из духовного затворничества помогали Александру учителя и собственное любопытство.

Княгиня присутствовала на многих занятиях сына. Белюстину, вечно всклокоченному преподавателю латыни губернской гимназии, автору многочисленных учебников, она почему-то не очень доверяла.

А профессор Педагогического института Попов, торжественно и заунывно читавший в подлиннике «Одиссею» и «Илиаду» Гомера, несмотря на свою крайнюю молодость, ей нравился глубокомысленными речами и опрятностью.

— Дмитрий Прокофьевич! А вы не пробовали перевести эти поэмы на отечественный язык?

— Давненько намереваюсь заняться этим, ваше сиятельство, но, — разводил руками Попов, — пока ограничен во времени и средствах, хоть мысли сей и не оставляю. Быть может, наш юный князь, отлично преуспевший в древних языках, окажет мне в том содействие?

Взоры взрослых обращались на Александра.

Он краснел и начинал ерзать на диване.

Прасковья Александровна ласково улыбалась.

Началась Отечественная война. Иван Сергеевич Одоевский вновь надел запылившийся мундир. Он стал шефом Московского ополчения и командиром 2-го казачьего полка.

Воодушевление охватило и Александра. Он многократно перечитывал ставшую особо известной в последнее время «Победную песнь героям» Кондратия Рылеева… «Возвысьте гласы свои, барды. Воспойте неимоверную храбрость воев русских!., да живут герои в песнях ваших… Да, вспоминая о доблестях предков своих, потомки наши возгорят жаром великим любви к отечеству; и да всегда разят врагов имени российского…»

— Успеешь, сын, навоюешься, хоть лучше, конечно, без того обойтись! — сказал отец, уезжая.