Александр Первый

— Не извольте беспокоиться, ваше величество, — заговорил седой, степенный камер-лакей. — Сама не знает, что говорит. Ума лишившись от горя. Какие тут лодки! Кто повезет? Да и все уж, чай, разосланы… Ну, полно, Петровна, может, еще и живы. Молиться надо. Пойдем-ка, бабушка, не докучай государыне…

Старуху увели под руки; но долго еще слышался крик ее и, как будто в одном этом крике соединились все бесчисленные вопли погибающих, — государыня вдруг поняла, что происходит.

— Ступайте, Николай Михайлыч, узнайте, где государь.

Лонгинов хотел было что-то сказать, но она закричала:

— Ступайте же, ступайте, делайте, что вам велят!

Вошла в угольную и стала смотреть в окно.

На Неве, против Адмиралтейской набережной, тонула плоскодонная барка, флашкот Исаакиевского моста. Водой подняло мост, как гору, и разорвало на части; они понеслись в разные стороны; на тонущем флашкоте люди, как муравьи, сновали, копошились, бегали. Государыня узнала плывший к ним на помощь дежурный восемнадцативесельный катер гвардейского экипажа, стоявший всегда у дворца на Неве. В белесовато-мутной мгле урагана волны играли лодкою, как ореховой скорлупкою, — вот-вот опрокинется и пойдет ко дну. Что если там государь?

А Лонгинов пропал. Не послать ли Валуеву? Да нет, глупа, — ничего не сумеет.

Молоденький офицер пробегал через комнату. Вымок весь, — должно быть, только что был по пояс в воде. Простое, милое, как у деревенских мальчиков, лицо его посинело от холода, а в глазах был тот радостный ужас, который испытывала давеча сама государыня. Увидев ее, остановился и отдал честь.

— Не знаете ли, где государь?

— Не могу знать, ваше величество, — ответил он, стуча зубами и стараясь удержать улыбку. — Кто говорит, — здесь, во дворце, а кто — с генерал-адъютантом Бенкендорфом на катере.

— Ну, хорошо, ступайте.

Он побежал, оставляя на паркете лужицы.

Наконец вернулся Лонгинов.

— Никто ничего не знает. Просто беда! Толку не добьешься. Все потеряли голову, мечутся как угорелые…

— Ах, Николай Михайлович, нельзя же так! — воскликнула она со слезами в голосе. — Боже мой, Боже мой!.. Ну, так я сама, если вы ничего не умеете…

— Ваше величество…

— Ступайте за мной!

И все трое побежали, — государыня, Валуева, Лонгинов.

Встретили камердинера Мельникова. Он тоже не знал, где государь.

— Сами ищем. Ее величество, государыня императрица Мария Федоровна очень беспокоиться изволят. Никак найти не можем, — говорил Мельников, хлопая себя по ляжкам с таким видом, как будто пропала иголка.

— Дурак! — воскликнула государыня по-французски и побежала дальше.

Генерал-адъютант князь Меншиков немного успокоил ее, сообщив, что государя видели внизу, на Комендантской лестнице. Чтобы попасть туда, надо было пробежать множество комнат.

Дворец напоминал разрытую кочку муравейника: люди бегали, кишели, суетились, метались, сталкивались, ссорились, ругались, кричали и не понимали друг друга.

Государыне казалось, что все это уже было когда-то во сне: так же лазила она по нескончаемым лестницам, искала государя, не находила — и никогда не найдет.

Солдаты носили по лестнице из залитых комнат золоченую штофную мебель, картины, вазы, люстры, зеркала и кухонную посуду, домашнюю рухлядь дворцовой челяди. Великан с добродушным лицом, нагнувшись, как Атлас, под тяжестью, тащил на спине огромный кованый сундук, на нем кровать с подмоченной периною, а в зубах держал клетку с чижиком.

По одному из коридоров нельзя было пройти. Слышался топот копыт и ржанье. Лонгинов ступил в навоз: коридор превращен был в конюшню. Лошадей великой княгини Марии Павловны, стоявших на Дворцовой площади, выпрягли и втащили сюда, в первый этаж, чтоб спасти от воды.

На крутой и темной лестнице кто-то крикнул снизу грубым голосом, не узнав государыни:

— Куда лезете? Ходу нет: вода.

И почудилось ей, что невидимые струйки в темноте лепечут, плещут, как будто сговариваясь о чем-то грозном, — тоже как во сне.

Какие-то люди приносили что-то завернутое в белое.

— Что это? — спросила государыня.

— Утопленница, — ответили носильщики.

Валуева взвизгнула, готовая упасть в обморок: боялась покойников.

Когда прибежали на Комендантскую лестницу, то узнали, что государь здесь давеча был, но ушел в Эрмитаж, где с Миллионной большое судно прибило. Надо было бежать наверх по тем же лестницам, а по дороге опять кто-то крикнул, что государя нет во дворце — только что уехал на катере.

Пробегая через собственные покои, государыня увидела стол, накрытый к завтраку, и удивилась, что можно есть. Но Лонгинов успел захватить хлебец с ломтиком сыру и на бегу закусывал.

В больших парадных залах все еще было спокойно. За окном — кончина мира, а у окна два старичка камергера уютно беседуют о новом балете «Зефир и Флора».

Увидев государыню, склонили почтительно лысые головы.

Эти спокойные лица ее утешили было; но тотчас подумала: «Такие лица у таких людей будут и при кончине мира».

В голубой гостиной великая княгиня Александра Федоровна и фрейлина Плюскова стояли на диване, подобрав юбки.

— Ай! Ай! — визжала фрейлина. — Я сама видела, ваше высочество: тут их множество! По стенке ползут…