Но царь пока не спешил. Ему гораздо важнее было добиться нейтрализации Австрии и Пруссии, а также мира с Турцией. Наполеон собирался воевать с Россией отнюдь не на море, а на суше Англия вряд ли могла оказать России существенную помощь.
Тем не менее секретные переговоры продолжались. Через проживавшего в Англии в качестве частного лица бывшего посла С. Р. Воронцова и особенно через бывшего чиновника МИД России корсиканца К. Поццо-ди-Борго, высланного по требованию Наполеона в 1808 г. из России, царь установил неофициальный контакт с английским правительством. Особенно активно действовал Поццо-ди-Борго. Осенью 1811 г. он имел продолжительную беседу с принцем-регентом, который вновь подтвердил готовность Англии оказать помощь России в войне против Франции.
Весной 1812 г. англо-русские переговоры настолько активизировались, что русское правительство даже предложило направить в Петербург английского министра иностранных дел Уэлсли. И хотя Уэлсли не поехал, дальнейшие переговоры велись без особых помех в Стокгольме, куда оба правительства назначили своих представителей. 11 июня 1812 г. царь писал своей сестре: «Я надеюсь в скором времени известить вас о мире с Англией, но пока – никому ни слова».
18 июля 1812 г. русско-английский мирный договор был подписан на территории Швеции русскими представителями Сухтеленом и Николаи и английским уполномоченным Торнтоном.
К лету 1812 г. обе «союзницы» уже закончили дипломатическую и военную подготовку к новой войне. Франция заключила в феврале и марте союз с Пруссией и Австрией, Россия – в апреле союз со Швецией и в мае – мир с Турцией. Оба последних соглашения были особенно тяжелыми ударами планам Наполеона, ибо освобождали значительные силы русской армии для войны против Франции: царю не надо было больше держать обсервационный корпус в Финляндии против шведов, и свою Дунайскую армию на юге – против турок.
Согласно предложению Нессельроде, дымовой завесой всех этих приготовлений служили франко-русские официальные переговоры по спорным вопросам. Ведение переговоров было поручено Куракину. Нечего и говорить, что эти переговоры с самого начала были обречены на провал хотя бы потому, что с апреля 1811 г. Наполеон отказывался признавать Куракина в качестве полномочного посла России во Франции. Год спустя комедия переговоров повторилась: Куракин домогался встреч с министром иностранных дел Маре, а последний уклонялся от них и даже не удосуживался отвечать на ноты Куракина, что само по себе было вопиющим нарушением дипломатического протокола. Эта игра продолжалась три месяца, с апреля по июнь 1812 г. 11 мая Куракин пригрозил, что если на последнюю его ноту ответа не будет, то он затребует паспорта для себя и всего персонала посольства. «Затребовать паспорта» на тогдашнем дипломатическом языке означало разорвать дипломатические отношения.
Куракин, конечно, не получил ответа. Тогда он выехал из Парижа в одно из его предместий, надеясь припугнуть Маре возможным разрывом отношений. Но тот и не думал бояться. Ровно через месяц, 12 июня, Куракин, наконец, получил ответ. Все предложения русского посла объявлялись ультиматумом, а требования о выдаче паспортов расценивались как объявление войны Франции.
Через десять дней тот же довод был повторен в ноте французского посла Лористона, а 24 июня 1812 г. «Великая армия» Наполеона перешла границу России. Началась Отечественная война 1812 г., на полях которой был подведен окончательный итог дипломатической дуэли двух императоров.
«Война перьев» Наполеона и Александра
Картина дуэли двух императоров перед войной 1812 г. будет неполной, если не затронуть ее пропагандистски-идеологический, религиозный аспект, который современники, в противовес обычной, называли «войной перьев».
При этом Бонапарт, в отличие от царя, сам лично брался за перо, что еще в 1919 г. установил французский исследователь А. Первье в своей небольшой работе «Наполеон – журналист». В частности, в 1800–1803 гг. Бонапарт довольно часто печатал свои публицистические заметки в парижских газетах, особенно, в официозе «Монитер», правда, всегда анонимно или под псевдонимами.
Бонапарт был «сыном века Просвещения» (проф. А. 3. Манфред) и всегда придавал «войне перьев» очень большое значение как инструменту управления общественным мнением в армии, обществе и Европе.
«Первый консул, – писал в своих мемуарах его секретарь Бурьенн, – всегда был врагом печати и держал все журналы в железных руках. Он часто мне говорил: если я сниму с них узду, то через три месяца лишусь власти». Тот же Бурьенн приводит и такую сентенцию Бонапарта: «Типография – это оружейный арсенал, который не может быть доверен каждому встречному. По моему мнению, право пользования им должно быть доверено лишь тем лицам, которые пользуются полным доверием правительства».
Но запрет и цензура – это лишь одна сторона политики «войны перьев» Бонапарта. Вторая сторона – управление печатью.