«Мы должны управлять общественным мнением, – воскликнул Наполеон на заседании Государственного совета в июне 1804 г., – а не рассуждать о нем».
«Управление» началось вскоре после государственного переворота 18 брюмера 1799 г. – уже 27 нивоза VIII года республики (17 января 1800 г.) Бонапарт росчерком пера закрыл 147 газет и журналов (из них свыше 60 – только в Париже), оставив всего 13 периодических изданий (через год из них осталось всего восемь). Но и из этих восьми политическую информацию дозволялось печатать лишь трем газетам – «Moniteur Universe», «Publiciste» и «Gazette de FEmpire».
Ведал всеми этими официозами министр полиции Жозеф Фуше, который реорганизовал и включил в состав своего министерства «Бюро по контролю за общественным мнением», созданное еще Директорией. В России очень скоро окрестили это «бюро» пропагандистским «ведомством Фуше».
Фуше выступил и первым «инструктором» русских сановников, которым еще не была ведома такая тонкая материя, как управление общественным мнением (какое мнение – на конюшню, выпороть холопа кнутом!). Правда, случится это чуть позднее, в разгар Тильзитского союза в 1808 г. с графом Виктором Кочубеем, который, окончательно отставленный царем после Тильзита, отправился как частное лицо набираться у «союзника» ума-разума (в 1819 г. Кочубею это очень пригодится, когда он вновь станет «русским Фуше» – министром внутренних дел).
Кочубей, встретившись с Фуше в Париже, вначале даже не понял сам предмет разговора – какое общественное мнение может быть у поголовно неграмотных русских мужиков, которые никаких газет, а тем более на французском языке, отродясь не читали?
Но Фуше на целом ряде примеров показал, что во Франции (и не только «вверху», но и «внизу») общественное мнение существует. Более того, любое правительство во Франции «вынуждено следовать общественному мнению, если оно желает спать на матрацах, а не на штыках». Но, как разъяснил Фуше, «следовать» – не значит «подчиняться» общественному мнению: его надо контролировать, им надо управлять.
Сам Бонапарт уже давно пользовался «типографиями – оружейными арсеналами». Еще во время итальянского похода он создал первые походные армейские типографии, где уже с 1797 г. печатались его газеты: «Courrier de l’Armée de l’italie» (редактор – тогдашний друг Бонапарта М.-А.Жюльен). Не забыл Наполеон и читателей в Париже – и для них он наладил выпуск собственной газеты – «Jourmal de Bonaparte et des homes vertus».
С тех пор в обозах армий Бонапарта за границей неизменно следовали «походные типографии», начиная с египетского похода – и там некоторое время выходил его бюллетень «Courier de l’Egipte». Проследовали такие типографии за «Великой армией» в Россию и в 1812 г. Именно в них печатались знаменитые наполеоновские «бюллетени».
Со времен революционных войн 1792–1799 гг. не только Бонапарт, но и все остальные французские генералы уделяли большое внимание «войне перьев» на театре боевых действий, в ближайшем тылу противника. Туда забрасывали тысячи прокламаций, армейские разведки засылали специальных «слухачей» (слушали и распространяли ложные слухи), подкупали местных издателей.
В России якобинские пропагандисты начали действовать уже в последние годы царствования Екатерины II.
После победы при Аустерлиц в 1805 г. и при подготовке в первой «польской кампании» 1806–1807 гг. Наполеон значительно расширил эту старую, еще достаточно кустарную (якобинцы забрасывали в русские деревни листовки… на французском языке, не догадываясь, что мужик-то и по-русски читать не умеет) антикрепостническую пропаганду.
Целый ряд фактов указывает, что эти усилия наполеоновской пропаганды не проходили бесследно. Об этом, в частности, свидетельствуют протоколы допросов в Комитете общей безопасности, учрежденном Александром I в январе 1807 г. В задачи Комитета входило выявление тайных французских агентов в России, а также рассмотрение дел «об измене, нарушении спокойствия и безопасности государства». Специальным поручением Комитета было расследование источников слухов об освобождении крепостных крестьян.
И уже через месяц после своего создания Комитет допрашивал «дворового человека» некоего Ивана Спирина по обвинению о распространении слухов о близком освобождении, как только «Бонапарт придет в Россию».
Даже в достаточно просвещенных столичных кругах в 1806–1807 гг. всерьез опасались, что в случае поражения русской и вторжения французских армий в
Россию Наполеон может декретом отменить на оккупированных русских территориях крепостное право, как он сделал это в 1806 г. в Пруссии и в 1807 г. в герцогстве Варшавском.
Один из близких к будущим декабристским кругам братьев Тургеневых – Александр Иванович, – записал в декабре 1806 г. в своем «дневнике» «Мне кажется все, что Бонапарте придет в Россию; я воображаю санкюлотов, скачущих и бегающих по длинным улицам московским…»
Запаниковали и некоторые крупные царские сановники, в частности, граф Ф. В. Ростопчин, написавший царю тревожное письмо о «подрывной деятельности» французов, постоянно проживающих в России.