Александр Солженицын. Портрет без ретуши

«Я провел в заключении много лет, и мне хорошо известно положение дел. Однако я не в состоянии представить себе такое благодушие, даже слабость органов ГПУ [М. П. Якубович пользуется старой терминологией тридцатых годов. – Т. Р.]. Я не могу предположить, чтобы они [сотрудники органов безопасности. – Т. Р.], получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений…»

Это не только слова человека, в совершенстве знающего дело, но и высказывание, имеющее совершенную систему доказательств.

Ты дал подписку? Пользуешься выгодами?

В таком случае работай! Таковы строгие законы всех служб безопасности во всем мире.

«Практика была такова, – сказал мне Николай Виткевич. – Если кто-нибудь брал обязательство быть тайным информатором, он должен был представлять сообщения. Иначе его направили бы в лагерь со строгим режимом. Куда-нибудь за Полярный круг. На Кольский полуостров…»

А Солженицын, который по сравнению с учеными, отбывавшими наказание в Марфино, являлся полным ничтожеством, попал в лагерный рай. Его не отправили далеко… Одного этого факта достаточно, чтобы подтвердить предположение о том, что Солженицын попал в этот особый лагерь не благодаря своим профессиональным качествам, а по другим причинам.

Как бы то ни было, Солженицын прошел «через островную империю – „Архипелаг“ – сверх ожидания хорошо».

А факты таковы: Солженицын, пребывая в Марфино, работал в акустической лаборатории. Чем же он там занимался?

«Они [специалисты. – Т. Р.] измеряли и исследовали специфические особенности голоса при прохождении через каналы связи», – сказал мне Николай Виткевич, который попал в «шарашку» в 1949 году. Это подтверждают и сам Солженицын в романе «В круге первом», и Панин в книге «Записки Сологдина». Солженицын даже утверждает, что они в Марфино занимались проблемами секретной телефонной связи по личному приказу… И. В. Сталина!

Но ведь Солженицын никаким специалистом не являлся: он не был физиком или специалистом в области акустики. И приходил он на рабочее место не для того, чтобы применить свои познания в области точных наук, а в качестве «филолога»! Но он ведь и не филолог! Неужели среди заключенных не нашлось ни одного настоящего специалиста-филолога? Трудно поверить.

Сам профиль и секретный характер научных исследований позволяют предположить, что Солженицын был направлен в марфинский институт как секретный информатор. Это ведь не моя выдумка и не злая шутка, а непреложный факт.

Александр Солженицын, которого весь мир знает как лауреата Нобелевской премии в области литературы, которого определенные круги Запада – в печати, по радио и телевидению – изображают как «защитника правды», «борца против террора и лжи», был просто-напросто секретным информатором лагерной администрации.

Я помню, в Цюрихе, сидя со мной за столом, он как-то эмоционально сказал мне:

«Самым ужасным в советских лагерях был даже не холод, не голод и невероятно тяжелый каторжный труд, который взваливали на нас, чтобы уничтожить нас физически, а просто то, что мы не могли друг другу верить. Администрация ГУЛага опутала нас сетями доносчиков».

Однако у реальных фактов имеется одно постоянное свойство – неопровержимость.

Солженицын прямо сам признался, что был секретным информатором, хотя с оговоркой, что никаких доносов не составлял.

«Я размышлял над тем, почему он решился на это саморазоблачение или самообвинение. И у меня, – говорит М. П. Якубович, – возникла следующая мысль: он живет на вершине своей литературной славы на Западе и достиг ее как „защитник нравственности“, „борец за свободу“ и „борец против варварского коммунизма“; поскольку он почувствовал себя „героем“, его не может не беспокоить вероятность широкой гласности того факта, что он являлся секретным информатором. Он сразу смекнул, как это может повлиять на его репутацию в мире. И тогда он попытался предотвратить крах своей репутации и пришел к выводу: ему нужно самому сказать о том, что он был доносчиком, но в такой редакции, которая исключала бы возможность осудить Солженицына за то, что он принял кличку Ветров».

Вывод М. П. Якубовича точен. И с логической и с психологической точек зрения.

Все собранные факты, прямые и косвенные доказательства свидетельствуют о том, что Солженицын попал в «шарашку» не как научный работник, а как секретный информатор лагерной администрации. Он не писал доносов?..

Михаил Петрович Якубович говорит по этому поводу:

«В высшей степени неправдоподобно, чтобы человека, который пообещал информировать о своих товарищах по заключению и не представил ни одного сообщения, – такого человека послали в этот привилегированный лагерь».