Александр у края света

— Не Брехливому Псу принимать такие дары, — сказал он.

Диоген кивнул.

—Хороший ответ, — заметил он. — Вижу, я не совсем уж зря тратил на тебя время.

Александр приподнял свою совершенную богоподобную бровь.

— Не понял, — сказал он.

— Чего? — Диоген выпрямился, опираясь на локоть. — О, извини. На мгновение мне показалось, что я тебя когда-то знал.

Тут, наверное, коринфским начальникам пришло в голову, что самое время пойти посмотреть на новый акведук.

Затем Александр повел армию во Фракию и Иллирию, где хорошенько вздул местных жителей, руководствуясь причинами, которые, без сомнения, были весьма рациональны.

Он дошел до самого Истра — мы слышали об этом от скифов (то было до того, как начались наши проблемы), которые, казалось, винили в неприятностях своих юго-западных родственников нас, хотя мы и уверяли их, что не имеем к деяниям Александра никакого касательства. Там он едва не погиб из-за собственной беспечности и самоуверенности, однако сумел избежать катастрофы благодаря блестящей импровизации, которая не понадобилась бы ему, если б он был повнимательнее, когда мы изучали северные кампании Брасида.

Тем не менее вести о его смерти достигли древнего и могучего города Фивы, который когда-то, во времена моего отца, был самой могучей силой в Греции. Фиванское правительство, не долго думая, решило сбросить македонское ярмо и восстановить былую славу города — как если бы мыши, прослышав о смерти кота, объявили войну ларю с горохом. Только один из фиванских политиков подумал о предосторожности, предложив на всякий случай подождать неделю-другую.

— В конце концов, — заявил он, — если Александр мертв сегодня, он будет мертв и завтра. Кто знает, может статься, что и на третий день он не оживет — вот тогда мы объявим войну Македонии.

Но никто не стал его слушать — а жаль, поскольку Александр, вернувшись к жизни, взял Фивы штурмом, перебил жителей и сровнял город с землей — за исключением того дома, в котором знаменитый Пиндар проживал, предположительно, сто или около того лет назад; приятно видеть, что все эти жаркие, томные полуденные часы под фиговым деревом в Миезе, потраченные на чтение ямбических пентаметров, все-таки превратили его в культурного, утонченного человека.

Возвратившись в Македонию, где его мать только-только расправилась со второй женой покойного царя, поджарив ее заживо над углями, он обнаружил, что унаследовал бюджетный дефицит в три миллиона драхм; насколько я понимаю, примерно столько стоит возведение Великой Пирамиды вроде египетской. Сказать, что он был раздосадован, значит не сказать ничего. Вообрази Ахилла, только что убившего Гектора у Скейских Врат и завладевшего его доспехами, который обнаруживает, что доспехи эти выставлены на торги для покрытия счетов на фураж. Александр, разумеется, не считал, что это вообще его как-то касается, поэтому не поступился честью, притворившись, будто ничего не знает. Он немедленно занял еще пять миллионов драхм (не имею представления, у кого) и во главе сорока тысяч человек двинулся в Азию. Первой его остановкой, как я слышал, стала Троя, где он вскрыл подземелье храма и разжился щитом, предположительно принадлежавшим Ахиллу.

— Ахилл был счастливчиком, — сказал он кому-то при этом. — У него был Гомер, чтобы воспеть его.

Ответ собеседника по каким-то причинам до нас не дошел.

Невзирая на пессимистические прогнозы Тирсения, нам удалось найти наемников: сотню конных лучников-будинов и фракийских легких всадников числом около пятидесяти. Будины ничем не отличались от первых встреченных нами представителей этого племени, а вот фракийцы оказались сборищем подонков, большинство которых было вышвырнуто из родных деревень по причине антисоциального поведения того или иного сорта. Никто их особенно не привечал, однако они держались наособицу и доставляли проблемы только тем из горожан, которые сами искали проблем, болтаясь вокруг фракийского лагеря. Так или иначе, мы платили им поденно и не так уж мало, что служило дополнительным стимулом к началу активных действий.

Даже несмотря на это, мне удалось сдержать энтузиазм моих коллег еще на какое-то время, просто потому, что чем дольше мы выжидаем, тем выше наши шансы застать противника врасплох. Нам требовался элемент неожиданности. При недостатке кавалерии мы не могли совершить стремительный набег на скифский манер, а кроме того, рассчитывали на более основательный результат, чем убийство нескольких человек и поджог кучки хижин.

После нескончаемых собраний, дискуссий, дебатов, военных советов и других упражнений в тщетности, я принял решение. Я не лучше других подходил для этого, боги ведают, и по сей день не уверен, имел ли я вообще право его принимать, но значение имело только то обстоятельство, что эти сомнения не закрались ни в одну душу, кроме моей. Только то утешает меня, что если бы я не взял решение на себе, мы бы рядились по сей день; или, если быть точным, наши внуки.