Читаем Александр у края света полностью

Если же вам просто необходимо покинуть дом до света, то всеми силами следует при этом избегать участия в каких бы то ни было военных операциях. Простой и очевидный факт заключается в том, что ночью ничего не видно. Просто споткнуться в темноте о невидимый корень и ободрать колено — уже достаточно плохо. Тащится же куда-то вслепую в плотной толпе, в которой сзади вас постоянно подпирают наконечники копий, а спереди угрожают подтоки копий же — авантюра совершенно безрассудная, на грани чистого сумасшествия.

Помню, отец рассказывал историю, которую сам слышал от своего отца, о знаменитой ночной атаке, предпринятой афинянами на сиракузян во время Великой Войны. Дед лично принимал участие в этом разгроме, и если бы не слепая удача или прямое вмешательство Диониса, наша семейная история там бы и закончилась, Фризевт, и мы бы никогда не встретились.

Возможно, по этой причине в нашей семье сильна антипатия к ночным маневрам. К несчастью, в тот раз безмозглый идиотизм — другая наша фамильная особенность — проявил себя сильнее и решительнее, поскольку эта атака, первый и единственный для меня опыт в данном виде военных операций, была моей собственной идиотской затеей.

Люди собрались на рыночной площади с наступлением темноты; за исключением очень небольшого числа отсутствующих по весьма уважительным причинам, здесь было все мужское население Антольвии, а также выжившие будины и небольшой отряд трибаллов, виртуозов дротика и щита — единственные наемники, которых мы успели заполучить в столь сжатые сроки — и в деле, как выяснилось впоследствии, вовсе не столь бесполезные, как можно было подумать по их виду. Над толпой витали занятные чувства: крайняя нервозность, граничащая с ужасом и вполне понятная в данных обстоятельствах, мешалась с нежданным трепетом восторга и, за неимением лучшего слова, весельем. Полагаю, дело тут в предстоящем совместном приключении, сдобренным ночной темнотой — в конце концов, всякий связывает ночные сборища с пьянством, обжорством и социально приемлемыми актами хамства и вандализма.

Ближайшим по ощущениям событие, которое я могу припомнить, была ночная загонная охота на кабанов, в которой я участвовал еще в Миезе; массовое мероприятие с участием всего двора и с использованием тяжелых сапог, в которых мы топали по усаженному колючками подлеску, пытаясь спугнуть дикого кабана.

В результате затея эта оказалась пустейшей тратой времени: мы никого не нашли, устали, ободрались, впали в раздражение и разбрелись по домам, очень жалея себя. Но атмосфера сборов была исключительной — нам предстояло великое приключение, чудесная возможность отдохнуть и сдружиться, редкостное развлечение с небольшой, но вполне реальной вероятностью быть распоротом от промежности до горла самым опасным зверем во всей Греции.

Марсамлепт разделил людей на три группы. Первой выходили те, кто окружит деревню и встанет вокруг нее заслоном, проявив особое внимание к двум боковым воротам. Я отправился с главным отрядом, которому предстояло войти через главные ворота. Оставшиеся — главным образом будины, трибаллы и лучшие из иллирийцев — служили подвижным резервом, следующим за главными силами и готовыми поддержать тот или иной отряд, буде возникнет такая необходимость.

Мы вышли поздно. Марсамлепт выслал к деревне двух будинов, чтобы убедиться, что все спокойно; в положенное время они не вернулись и мы сразу принялись волноваться. Если они попались, то существовал ненулевой шанс, что нас ждут, а нет на свете ничего более уязвимого, чего засадный отряд, попадающий в засаду — за вычетом, может быть, лежащего на спине ежонка. Когда же они, наконец, вернулись, то принесли неутешительные известия. Выходило, что их заметила одна из групп скифов, которые шатались в темноте вокруг деревни, перекликались и, казалось, организованно кого-то искали.

(На самом деле девица разругалась с родителями и сбежала из дома. В деревне ее не оказалось, поэтому семейство высыпало за ворота и принялось ее искать, опасаясь, что она наткнется на медведя или — ха-ха! — отряд греков. Затем девицу обнаружили на чьем-то сеновале, поиски свернули и разошлись по домам. Но мы, конечно, всего этого не знали).

В конце концов Марсамлепт решил отправить еще разведчиков; к тому времени, как они вернулись и доложили, что все спокойно и дополнительной стражи не выставлено, было уже хорошо за полночь. Если мы не хотели попасться, то следовало выходить немедленно.

Осадная группа выступила тотчас же. Они изо всех сил старались соблюдать тишину, обмотав сапоги войлоком, а рукоятки мечей — шерстью, чтобы не брякнуть ненароком о доспехи, но когда они двинулись во тьму, я был уверен, что шум можно было различить в Византии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза