Читаем Александр у края света полностью

— С чего ты взял? — спросил Эвдемон. — Действительно, половина из них мясники, а остальные — мошенники, но в целом никто из них не причинил мне никакого вреда. Я, впрочем, всегда старался держаться от них подальше, не буду врать. Так или иначе, ты бы лучше помог мне добраться до квартиры. И на сей раз постарайся ничего не сломать. Мне в самом деле не хочется повторять эту процедуру снова.

К счастью, квартира Эвдемона располагалась неподалеку. Он занимал ее один, и она была меньше хлева, но больше комода, скажем, или улья. Убранство было скромным, выражаясь мягко. У стены громоздились доспехи — роскошные нагрудник и шлем, обильно украшенные эмалью, практически полностью сбитой, небольшой щит с большой буквой А, и пара побитых посеребренных наколенников — а рядом валялся тюк из козьей шкуры, с чиненными и перечиненными лямками. Тут же стояла простая кровать с сеткой, обычного военного образца, и складной трехногий стул с залатанным сиденьем. Вот и все.

— Таков, значит, твой дом, — сказал я, осторожно усаживая его на кровать.

— Конечно, нет, — ответил Эвдемон. — Я не собираюсь задерживаться тут надолго, точнее, не собирался. Теперь, полагаю, придется проторчать тут столько, сколько там требуется костям, чтобы срастись. Еще раз спасибо.

Я сел на стул и упер локти в колени.

— Ладно, — сказал я. — Может быть, ты наконец расскажешь мне, в чем дело. Я получил совершенно безумное письмо, по всей видимости, от самого Александра…

— Никакого «по всей видимости», — перебил Эвдемон. — Премного благодарен, я все знаю об этом драгоценном письме. Похоже, я должен благодарить тебя за то, что меня выперли со службы.

Я покачал головой.

— Я тут не при чем, — сказал я. — Я вообще ни о чем не подозревал, пока пара солдат не вломились ко мне домой и не заявили, что я отправляюсь в Азию.


Эвдемон на мгновение онемел.

— Во как, — сказал он. — Похоже, Александр устроил все из самых лучших побуждений. Знаешь, этот человек — чудо. Он способен причинить больше вреда из самых лучших побуждений, чем двадцать тысяч Бессмертных Царя Царей, выпущенных на людную рыночную площадь. — Он повернул голову и взглянул на меня. — Из того, что я слышал, ты в точности такой же, только на более низком и примитивном уровне. Не знаю; может, это как раз то, чем вы, судьбоносные, отличаетесь от всех нас.

Я сделал долгий, глубокий вдох и отодвинулся со стулом на несколько шагов.

— Ладно. —сказал я. — Ты можешь начать объяснять, что происходит и с чего все эти едкие замечания и упреки, которыми ты меня осыпаешь с самой нашей встречи. И прежде чем ты начнешь браниться и пытаться меня задушить, обрати внимание — у меня хватило здравого смысла набрать дистанцию.

— Соображаешь, — ответил он с издевательским одобрением. — Определенно, некий рудиментарный тактический талант свойствен нашей семье. Ты действительно веришь, будто я способен причинить вред тебе, собственному своему брату?

Я кивнул.

— Кроме того, — добавил он, — отметим и способность верно оценить человека с первого взгляда. — Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и застонал. — Знаешь, ты не тот человек, который захламлял мою память все эти годы. По крайней мере, — добавил он со вздохом, — хотя сначала вы были одним человеком, но взрослели порознь, как мы с тобой. Представь себе — моя версия тебя объехала со мной весь мир, навидалась такого, чего ты никогда не увидишь, даже дожив до ста лет и еще двенадцати.

Я кивнул.

— И которого из нас ты предпочитаешь? — спросил я.

Он задумался.

— Трудно сказать, — ответил он. — В принципе мой Эвксен — настоящий козел, от которого за все эти годы был немеряно вреда. Но он никогда не заходил так далеко, чтобы ломать мне ноги.

— Расскажи мне, — попросил я, — об этом своем Эвксене.

— Хорошо, — сказал он. — Пододвигайся поближе, и я расскажу тебе о нем все.

Я и в самом деле передвинул стул на ладонь или две, прежде чем спохватился.

— Нет, спасибо, — сказал я. — Как там ты это назвал? Базовый тактический талант?

— Я использовал слово «рудиментарный». Лучше звучит. Длиннее. — Он пожал плечами и тут же пожалел об этом, содрогнувшись от боли. — Ладно, сиди где хочешь, раз так. Тот Эвксен, которого я знал — высокомерное, беспечное, зацикленное на себе ничтожество, которому дела нет ни до чего, кроме собственной персоны — и даже о ней он особенно не беспокоится, во всяком случае, не так так, как прочие.

Его не интересуют деньги, положение, удовольствия и удобства. Он из тех холодных, неживых ублюдков, которым идеи дороже людей. Это опасное племя; они бывают ужасно убедительными; люди слушают их болтовню и тот же воспламеняются принципами. Они привлекают последователей, как мед привлекает ос. Дай такому одного или двух последователей, и они смогут уничтожать города.

— Или основывать их, — добавил я с улыбкой.

— Те же яйца, вид сбоку, — сказал он. — И для того, и для другого требуется один тип мышления. Теперь взять меня, — продолжал он. — Я был солдатом всю свою взрослую жизнь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза