Прежде чем Александр покинул страну, купавшуюся в изобилии, он назначил двух правителей — Верхнего и Нижнего Египта. Подобное деление Египта было принято уже в течение тысячелетий. Как всегда, он принял во внимание национальные чувства своих новых подданных. Оба правителя были выходцами из местной аристократии. Но так как уже тогда была верна поговорка «доверяй, но проверяй», он приставил к ним двоих македонских военных чинов. Управление финансовыми делами он передал прошедшему все «огни и воды» греку Клеомену, которому также было поручено и дальнейшее строительство Александрии. Он с мягким коварством повелел насильно собирать налоги и вскоре настолько пополнил государственную казну, что стал фактическим правителем обоих Египтов. Возможно, ему везло несколько больше, чем было нужно. Когда Птолемей после смерти Александра короновался в Мемфисе как новый фараон, он пригласил на церемонию и Клеомена — чтобы после празднества тайно умертвить его.
Весной македоняне снова подошли к Тиру, за стенами которого новые жители, греки, после разгона финикийцев занимались восстановлением города. Их силами он был уже практически возрожден из руин, и Александр смог разместить здесь свой придворный лагерь. По пути в Финикию он быстро подавил восстание в Самарии, отыскал скрывавшихся в пещерах зачинщиков, которые заживо сожгли македонского наместника, и велел пригвоздить их к крестам. Несколько лет назад в вади Далайе были обнаружены останки казненных… Эта находка, как и многие другие, свидетельствует о том, какой кровавый след тянется за человеком с давних времен.
Придворный лагерь Александра был блестящим, но это касалось не роскоши, а того круга лиц, которые здесь собрались. Часть их была приглашена царем, другие прибыли по собственной инициативе. Здесь присутствовали художник Апеллес, скульптор Лисипп, архитектор Динократ (которому, как уже говорилось, было поручено строительство Александрии); философы Анаксимен и Онесикрит, которые, как последователи Диогена, презирали мир и не препятствовали тому, что их царь хотел завоевать его, а, напротив, поддерживали — при всей своей космополитической ориентации; далее — Анаксарх, представитель школы Демокрита, охваченный жгучей жаждой познания и безропотно переносивший все тяготы военного похода; историк и племянник Аристотеля Каллисфен, задачей которого было передать потомкам сведения о военных подвигах своего повелителя и который при этом не опустился до лести («Слава Александра, — говорил он самонадеянно, — всецело зависит от меня и моих исторических трудов!»); затем — поэты Агис, Хоирил, Аэсхрион, которых Александр презирал, так как они не могли сравниться с Гомером, который «лишь один был бы в состоянии воспеть мои деяния»; актеры Ликон, Тимофей, Эвий, которые, в зависимости от обстоятельств, приезжали из Греции и Малой Азии (их имена уже больше никто не помнит, потому что лицедеям, как известно, потомки не сплетают венков); врачи Филипп, Главкий, Критобул, Дракон, которых хвалили и щедро вознаграждали их высокопоставленные пациенты, страдавшие от неблагоприятного климата, некачественного питания, разного рода невзгод, ранений, укусов змей; здесь были родственники побежденных аристократов, захваченные в плен женщины благородного происхождения, спутницы македонских военачальников и чиновников, самые благородные среди гетер; и, наконец, хотя и упоминаемые последними, но не менее значительные фигуры: Пердикка, Парменион, Птолемей, Неарх, Гефестион, Селевк, Леоннат, Кратер, Клитарх, Клит, Филота, Певкест, Лисимах, Евмен — те, кто были названы «великими сподвижниками Александра».
Время, проведенное в Тире, было спокойным; недели шли одна за другой без войны и душераздирающих криков. Все пребывало в непрерывном движении, и в течение дня придворный лагерь напоминал пчелиный рой: командиры появлялись для отдачи рапортов, собирался штаб, ведавшие финансами представляли свои расчеты, приходили иностранные посланники, делегации завоеванных городов платили дань, назначались судебные разбирательства под председательством царя, а также аудиенции для тех, кого было важно принять.