Александр Великий. Мечта о братстве народов

Упомянутый выше человек, который хорошо знал радости и горести своих «детей», как он называл солдат, велел прийти к нему взятым из Египта звездочетам, которые считались лучшими знатоками небесной сферы, и попросил объяснить происшедшее. Египтяне, которые так же хорошо, как и мы сегодня, знали, почему в определенное время происходит затмение луны, чувствовали, что от них хотят услышать отнюдь не это, и сказали, что солнце — это светило греков, а луна — персов. Если сейчас она лишилась своего сияния, то и персидское государство тоже потеряет былой блеск.

«Ничто так не воздействует на массы, как суеверие, — продолжает римлянин Курций Руф. — Обычно неспособные сдерживать себя, неистовые или нерешительные, они, если их охватывает глупая иллюзия, скорее последуют за прорицателями, чем за своими командирами, и предпочтут безумство благоразумию. Так распространившийся среди солдат ответ египтян снова вселил в колеблющихся надежду и уверенность».

Три дня спустя произошло первое столкновение с вражеской кавалерией — после того, как македоняне прошли вдоль левого берега Тигра вниз по течению реки. Показаниям пленных на этот раз не придавалось большого значения, тем более что это были трое перебежавших греческих наемников. По их словам, Дарий находился немногим южнее населенного пункта Гавгамелы, на плоской, словно стол, равнине, которая к тому же была очищена от колючего кустарника, пней и камней; даже небольшие песчаные холмы были срыты для более удобного применения наводивших страх боевых колесниц. Удаленность от противника они оценивали примерно в 100–110 стадиев (1 стадий равен длине беговой дорожки, то есть 178 метрам). И хотя до противника оставалось еще почти двадцать километров — столько, сколько мог пробежать бегун за один час, — царь приказал разбить лагерь и укрепить его рвами и палисадами. (Что позже римские легионеры делали весьма основательно, а македоняне применили впервые.) Он дал четыре дня уставшим воинам, чтобы отдыхать, а врачам — чтобы лечить многочисленных больных. Оставшийся на этом месте обоз со свитой должен был укрепить собственный лагерь. Все приготовления свидетельствовали о том, как серьезно на этот раз он оценивал обстановку.

Опасения оправдались, когда на Пятый день на рассвете после ночного марша он подвел войска к цепи холмов, с которых открывался вид на равнину Тель-Гомел. Издалека доносился приглушенный шум, словно десятки тысяч человек разговаривали друг с другом. На фоне этого несмолкаемого гула голосов слышались редкие отрывистые команды, ржание лошадей, громыхание колесниц, топот копыт и трубные звуки, которые, вероятно, издавали слоны. Когда взошло солнце, то стало видно, что персы начали боевое построение.

На левом фланге находились, вероятно, бактрийцы и скифы, считавшиеся лучшими наездниками в мире, в то время как слоны вместе с боевыми колесницами занимали место в окружении Дария. С правого крыла строй загораживала армянская и каппадокская кавалерия. Справа и слева от центра стояли испытанные в бою греческие наемники вместе с мидийскими лучниками, вавилонянами, албанцами, парфянами, массагетами, согдийцами, армянами, индийцами, сирийцами… Арриан писал, что в армии Дария были воины двадцати четырех национальностей.

«Страх охватил солдат Александра, и они, помимо собственной воли, вдруг задрожали, и тайный ужас объял все сердца. Царь заметил смущение своих воинов. Он обскакал их ряды и предупредил, что они не должны дать запугать себя числом врагов, их высоким, ростом или необычным цветом кожи. Сейчас, говорил он, нужно думать лишь о том, что они уже в третий, раз сталкиваются с тем же самым противником, и, конечно же, он не стал сильнее, и пусть враги не забывают о своих прежних поражениях и о том, как много их тогда полегло. Дарий имеет преимущество в численности, а не в мужестве и выучке воинов. Они не должны обращать внимание на сияющий золотом и серебром строй противника, который больше представляет из себя добычу, нежели опасность, и победа будет завоевана не нарядами и украшениями, а железом и отвагой».

Эти слова Помпея Трога весьма точно передают состояние македонян перед битвой. Очевидно, что Александр впервые чувствовал себя не в своей тарелке. Для огромного персидского государства поражение все-таки еще не явилось бы катастрофой, для македонян же оно стало бы концом. Их бы преследовали до последнего, гнали по пустынной земле и не позволили никому живым добраться до побережья. Когда Парменион предложил перенести сражение на следующий день и в оставшееся время заняться изучением местности, царь сразу же согласился.