Александр Великий. Мечта о братстве народов

Когда туман в конце концов поднимался и густая облачность рассеивалась, горы, вероятно, представляли собой великолепное зрелище. «Тонкая пурпурная пелена всякий день тянулась по небу с востока. Облака вспыхивали кроваво-красным, покрытые снегом вершины тоже слегка алели, и меня стала охватывать глубокая и неизъяснимая печаль», — так романтически-мечтательно описывает горный пейзаж немецкий путешественник-исследователь Эмиль Тринклер в своих путевых заметках «Сквозь сердце Афганистана». Вряд ли приходится предполагать, что солдаты Александра испытывали сходные чувства. Они думали лишь о том, как бы укрыться где-нибудь, в какой-нибудь пещере, в которой обычно прятались местные жители, и раздобыть у них еды, но те даже и под пытками не желали сообщать, где находятся их съестные припасы. Когда по вечерам из чьей-нибудь кожаной палатки раздавался звук кифары и голос затягивал песню об отливающих серебром в лунном свете оливковых рощах Аттики, у многих на глаза невольно наворачивались слезы. И не только из-за тоски по дому, но и от невольно вызываемых песней воспоминаний о вкусе оливкового масла: именно его в этих дальних походах грекам постоянно и мучительно недоставало. В их письмах это словосочетание встречается, наверное, чаще всего. Изречение Софокла «Есть много великого на свете, но нет ничего величественнее человека» они давно переиначили, добавив: «…который обходится без оливкового масла».

Их точное местонахождение не мог с определенностью указать никто, поскольку карт местности они практически не имели. Но, во всяком случае, отсюда, с горных вершин, не было видно того, что обещал Аристотель: океана, у которого находится край света. Однако в один прекрасный день солдаты Александра все же узнали, где находятся. В лагерь явились взволнованные проводники из местных и заявили, что желают показать командирам нечто чрезвычайно важное, — такое, что компенсирует все невзгоды марша: скалу, к которой был прикован цепями Прометей. Когда прибыли в указанное место, то обнаружили так, к своему удивлению, орлиное гнездо, принадлежавшее, видимо, тому самому орлу, который ежедневно являлся к Прометею, чтобы терзать его печень (которая за ночь вырастала); кроме того, там лежали остатки цепей и были видны следы орлиный когтей. Прометей, один из титанов, похитил у Зевса огонь, который царь богов утаивал от людей, и был за это наказан. Его муки длились до того дня, пока не появился Геракл и не выпустил стрелу, которая разбила оковы. Согласно мифологии, эта драма разыгралась на Кавказе

. И они находились теперь именно там, рассуждали военачальники, да и сам Александр, будучи потомком Геракла, готов был уверовать в это.

Что же, именем Зевса, искал Александр здесь, в богом покинутом краю голодных степей и солончаковых пустынь, где свирепствовали песчаные бури, раскаленного зноя дней и ледяного холода ночей, мириадов мух, колодцев с протухшей водой, — в краю, постоянно подвергавшемся опустошительным набегам полудиких племен кочевников, населенном людьми, скармливавшими своих умерших коршунам, обрекавшими на погибель своих стариков? Возможно, подобные вопросы и могли задать себе его воины, когда им удалось осилить это тяжкое восхождение, отнявшее их силы практически полностью, без остатка. И при этом они имели право вознести хвалу богам за то, что Бесс не использовал свой шанс и не напал на них именно сейчас, когда сами они и их кони едва не падали от усталости, когда дух их предводителей был окончательно сломлен. Он искал удовлетворения в том, что, спустившись с гор, предавал огню селения в долинах, вытаптывал урожай на полях, валил фруктовые деревья, отравлял колодцы, угонял скот.

Бесс — вот кто был целью Александра во время этого броска на северо-восток Персидской империи. Пока Бесс был жив и объединял вокруг себя тех, кто возлагал надежды на возрождение Ахеменидов и был снедаем ненавистью к чужеземцам, напавшим на их землю и стремившимся заполучить трофеи, пока дышал этот человек, претендовавший на то, чтобы стать истинным наследником трона под именем Артаксеркса IV, господство Александра не могло быть окончательным, фланги оставались под угрозой, и его так долго вынашиваемый и дерзновеннейший из замыслов — пойти на Индию — был неосуществим.

И Бесса гнали от Бактры до Окса (Аму-Дарья), преследуя на протяжении всей пустыни, где жара превзошла даже пекло Месопотамии, до тех пор, пока однажды утром не появились откуда-то два всадника-бактрийца, сообщившие македонянам, что те могут заполучить Бесса, если он им так нужен, ибо сами они больше уже не хотят терпеть его власть: он отдал их страну без боя, бросив всех своих подданных в беде. Выложив все это, они назвали и то селение, где он скрывался. Птолемею было поручено захватить Бесса и привязать обнаженным к столбу, стоявшему у перекрестка дорог.

Александр был там на следующий день. Подъехав к пленнику на коне, он спросил: «Какой из зверей пробудился в тебе и сподвиг на то, чтобы поднять руку на царя?» Бесс ответил: «Мы поступили так, чтобы заслужить твою благосклонность».