С Клитом мы познакомились, когда он в битве при Гранике успел отсечь руку перса с мечом, занесенную над Александром для смертельного удара, и спас ему жизнь; в битве при Гавгамелах он шел во главе илы[19]
Базилика, самого элитного эскадрона. Как и почитаемый им Филипп, Клит был македонянином до мозга костей — смелым до безрассудства, закаленным в боях, вспыльчивым, весьма консервативным, встречавшим в штыки все нововведения при дворе, мало склонным к тому, чтобы подражать чужеземцам и перенимать у персов их одежды и обычаи. Однако, несмотря ни на что, он продолжал оставаться верным сподвижником Александра. Дело в том, что родная сестра его, Ланика, которую любил Александр, оставалась своеобразным связующим звеном между ними. После смерти Филоты Клит вместе с Гефестионом был поставлен Александром во главе кавалерии гетайров, а впоследствии назначен сатрапом Бактрии и Согдианы (ныне это территория Узбекистана и — частично — Таджикистана, Киргизии и Туркмении). Это было поощрение, однако лишь кажущееся. «Черный», как его прозвали, чувствовал себя отстраненным от дел и сосланным далеко в глушь, в провинцию, против жителей которой ему приходилось сражаться, в то время как царь его направлялся в сказочную страну Индию навстречу новым приключениям. Предоставим слово Плутарху, который так описал те события со слов одного из очевидцев:«В тот день собрались за трапезой и пили без удержу густое бактрийское вино, не разбавляя, так как никто не пожелал портить его отвратительной соленой водой, а потом затянули песни, в которых один за другим высмеивались стратеги, побежденные [у Политимета]. Старшие начали сетовать по этому поводу и все пытались заткнуть певцам рот. Но разогретый вином царь велел им продолжать и спеть еще несколько строф. Клит, кому вино тоже ударило в голову, возмущенно воскликнул: «Не пристало в кругу варваров (за столом также присутствовали персы) издеваться над македонянами — людьми, которые даже в несчастье ведут себя благороднее, чем те, кто их высмеивает!»
«Ты, наверное, говоришь о себе, когда называешь несчастьем трусость?» — спросил царь.
Вскочив, Клит закричал: «Этой трусости ты обязан жизнью! Ты возвеличил себя лишь через кровь и шрамы македонян, смог навязать себя в сыновья Аммону и отречься от Филиппа!»
Теперь уже Александр впал в ярость: «Ты, несчастный бродяга, сколько же ты еще рассчитываешь безнаказанно поносить меня и стравливать друг с другом македонян?!»
«Мы уже и так наказаны — одним тем, что вынуждены спокойно смотреть, как мидийскими бичами хлещут македонян, а мы должны просить охранников-персов допустить нас до нашего же царя. Счастливы те, кто не дожил до этого и не увидел подобного позора», — ответил Клит.
Приближенные Александра поднялись со своих мест и потребовали, чтобы Клит прекратил такие дерзкие речи, в то время как остальные благоразумные гости желали погасить назревавший конфликт. Вдруг во внезапно наступившей тишине все услышали, как Александр обратился к своим двум соседям по столу, грекам: «Мне кажется, что вы иногда чувствуете себя полубогами среди зверей».
Клит возразил: «Скажи нам без стеснения, Александр, что ты имеешь в виду! Но если ты теперь не желаешь, чтобы за твоим столом сидели мужчины, которые не боятся заявить то, о чем думают, то довольствуйся обществом рабов, которые падают ниц при виде твоего персидского кушака на пурпурной мантии».
Александр подскочил, словно его ужалила гадюка, швырнул в своего противника яблоко и хотел было уже схватиться за меч. Однако оружие предусмотрительно вынул из ножен один из его телохранителей. Отталкивая пытавшихся унять его гетайров, он по-македонски (а к македонскому он прибегал лишь в минуты крайнего волнения) призвал дворцовую стражу и приказал трубить тревогу. Когда трубач замешкался, он ударил его кулаком.
Остальные тем временем поспешили вывести Клита на открытую стену цитадели, но ночная прохлада, скорее, распалила его, нежели успокоила; он снова вернулся в зал и принялся во весь голос декламировать отрывок из «Андромахи» Еврипида:
Александр молниеносным рывков выхватил копье у одного дворцового стражника и проткнул им грудь Клита. В мертвой тишине раздался стон и хрип умирающего, и когда Александр готов был уже всадить копье ему в шею, несколько человек из свиты сумели удержать его и, сопротивлявшегося, увели в опочивальню».