Александра (СИ)

Игуменья опять сокрушённо покачала головой, улыбнулась доброй улыбкой, отодвинула засов и зашла в келью…

…Ну вот, релакс закончился. Опустила ноги, оправила рубашку. Встала. У входа стояла матушка игуменья.

— Царевна. Что ты делаешь? — Смотрела на меня строго.

— Я делала релакс.

— Что делала?

— Релакс. У меня спина затекла и ноги заболели. Я решила, что мне нужно немного передохнуть. Это не допустимо?

— Что ты говорила, когда лежала, задрав ноги вверх, прости Господи?

— Стихи читала. Анна Ахматова. Называются «Обыкновенным было это утро».

— Не знаю я, что такое стихи и кто такая Анна Ахматова. Но здесь так нельзя. Это монастырь, Царевна Александра. Это божье место. Здесь угодна только молитва.

— Простите, матушка игуменья. Я больше не буду.

— Хорошо. Молись, дитя моё.

Она вышла. Я оглянулась на коврик. Хорошо, что здесь полы деревяные, а то босиком я точно бы уже околела, даже не смотря на лето. Встала на коврик коленками и начала опять молится. Дотерпела до того момента, когда матушка игуменья принесла мне кружку с водой и кусок хлеба. Поставив на «столик», вышла. Я воровато оглянулась. Вроде все свалили. Подскочила. Запихала весь хлеб в рот, запивала. Господи, как я есть хотела. Хлеб почему-то быстро кончился. Воду всю так же выпила. Подобрала все крошки с тарелки. Облизнулась. Пол царства за кусок колбасы! Почему я ещё не королева Ливонии???!!!

Потом опять молилась. Ну а что ещё делать? Больше здесь делать нечего было. Кое как дождалась ужина. Хлеб съела ещё быстрее, чем в обед. Воду так же всю выпила сразу, так как следующая кружка только завтра утром.

Потом молилась ещё полночи. Под конец свалилась на топчан и уснула. Проснулась, когда в оконце заглянули лучи солнышка. Полежала ещё немного. Встала, сделала зарядку, поприседала. На «столике» уже стояла тарелка с куском хлеба и кружка с водой. Спокойно поела. Хлеб не засовывала обоими руками в рот, не давилась и не роняла крошки. Запила все из кружки. Выпила полностью. Потом, когда игуменья убрала посуду, посидела на топчане. Никаких мыслей не было. Хотелось просто отключиться от всего.

Встала на колени, стала молится. В голове никаких мыслей. Уже не думала о Ширине и Мансуре. Не думала о Корпусе. Не думала о Ливонцах. Даже о детях не думала и Василии. Просто читала про себя молитвы — одну, вторую, третью, четвертую… Пришла игуменья, принесла обед. Одобрительно на меня посмотрела, но ничего не сказала. Ушла, я продолжала молится. Я что-то говорила, но не слышала сама слов молитвы, словно я впала в какое-то коматозное состояние. Даже не услышала, как в келью кто-то зашёл. Мне что-то кто-то говорил. Словно сквозь вату или толщу воды, стала слышать отдельные слова. Начала медленно выплывать из пограничного состояния.

— Царевна матушка, Царевна матушка. Пожалуйста, выслушай меня. — Я словно очнулась. Удивлённо посмотрела на девушку. Совсем ещё юную. Лет 15–16. Красивое лицо, большие глаза, чувственные губы.

— Кто ты и что тебе надо?

— Пожалуйста, помоги мне. — Она с надеждой смотрела на меня. По её щекам бежали слёзы.

— В чём я тебе могу помочь?

— Меня насильно сюда в монастырь послали. Братец мой старший. Мои батюшка с матушкой преставились. Сначала матушка, потом батюшка. Но батюшка когда умирал заповедовал брату моему, Борису позаботиться обо мне. Приданное мне снарядить. И даже сказал, что братец должен мне отдать. Но брат пообещав на смертном одре отцу нашему, солгал. Братец мой отправил меня сюда, чтобы не делится родительским имуществом. А я молода, жить хочу. Помоги.

— Чем же я могу тебе помочь?

— Помоги, я знаю, ты можешь. Я ещё не монахиня. Я только послушница. Меня готовят к постригу. Прошу тебя, Царевна Александра. Ты святая. На тебе Покров Богородицы. Все знают это. Тебе Государь наш благоволит. Сам Владыко твой духовник. Забери меня отсюда.

— Кто ты?

— Я Ксения, княжна Остожская.

— Острожская? — Я слышала про князей Острожских.

— Нет. Остожская. Острожские наши дальние родственники. Они в Литве. Мы тоже выходцы из Литвы, из Гедиминовичей. Пожалуйста, Царевна Пресветлая. Помоги мне.

Она тоже стояла рядом со мной на коленях. Заплакала. Я обняла её. Прижала к себе.

— Не плач, Ксюша. Я обещаю тебе. Сделаю всё, что в моих силах.

— Благодарствую тебе, Царевна. Век за тебя богу молится буду.

— А сейчас иди. Не надо, чтобы тебя видели здесь, у меня в келье.

Она поцеловала мои руки, встала и тихо вышла. Скрипнул засов. Я опять осталась одна. И вновь стала погружаться в сумеречное состояние. Но не до конца. Вновь вынырнула из этого состояния, когда в келью зашла матушка игуменья.