Читаем Александрия. Тайны затерянного города полностью

В Кабуле, уже одетым, Вульф попытался обратить правителя Афганистана Дост-Мохаммед-Хана в веру Христову. Исполненный рвения, хоть и сталкиваясь с вежливым недоумением, он часами уламывал одного придворного знатока ислама. «По мнению самого Вульфа, в этом споре он одержал победу»[162]. Вульфа занимал вопрос, что будет с рыбой, когда при конце света высохнут моря. («Можно будет ее засолить!»[163]) Он говорил низким голосом, на малопонятном английском с сильным немецким акцентом, помогая себе «бурной жестикуляцией»[164]. Порой его голос повышался на целую октаву и превращался «в причудливое сопрано, и так неожиданно, что трудно было удержаться от смеха»[165].

В Кабуле Вульф пробыл недолго. Он сумел пройти по Хайберскому перевалу, не лишившись одежды, и оттуда двинулся к городу Гуджарат, что к северу от Лахора, во владениях Ранджита Сингха. Туда он добрался после наступления темноты, когда рынки опустели, а лавки закрылись. Нимало не обескураженный, он пришел к самому большому зданию в городе, дворцу наместника Гуджарата, и стучал в дверь до тех пор, пока ее не отпер заспанный стражник. Вульф потребовал немедленно отвести его к наместнику.

Стражник повел его по темным коридорам дворца, освещенным факелами на стенах. Сначала тишину нарушали только их шаги, потом Вульф услышал пение. Кто-то гнусаво исполнял последнее, что Вульф ожидал здесь услышать:

Янки Дудль к нам верхомПриезжал на пони.Шляпу круглую с пером
Звал он макарони[166].

Так Вульф повстречал в дворцовых покоях Иосию Харлана, курившего в тот момент кальян.

Прежде чем потрясенное выражение сменилось на лице Вульфа чем-то другим, Харлан представился: «Я свободный гражданин Североамериканских Соединенных Штатов, из штата Пенсильвания, из города Филадельфия. Мой отец – квакер. Мое имя Иосия Харлан»[167].

Впервые в жизни Вульф не нашел, что сказать.

Все четыре года после бегства Чарльза Массона из Дера-Исмаил-Хана, из его отряда, Харлан не сидел без дела. Сначала он пошел на Кабул, все еще надеясь посадить на трон Шуджа-Шаха, но его разношерстная армия быстро растаяла. Подыскивая в пути ночлег, он выдавал себя за принявшего ислам странника, «откладывающего обряд обрезания до прихода в Кабул, где есть мастера по этой части»[168]. Дойдя до Кабула, Харлан не стал свергать Дост-Мохаммед-Хана, а поселился у его брата, Джабар-Хана, и принялся развлекать того «экспериментами с ртутью, извлечением масла из воска, превращением стали в порох и прочими бесполезными фокусами»[169]. По-прежнему мечтая пройти по следам Александра Македонского, Харлан пытался уговорить Дост-Мохаммеда отпустить его дальше, в Индию. Но вместо этого Дост-Мохаммед поручил американцу помочь брату, Амир-Мохаммед-Хану, сбросить лишний вес. «Это был крайне тучный человек, которого не могла выдержать ни одна лошадь. Он перемещался в паланкине, который несли восемь человек, или в крайнем случае на слоне»[170]. Харлан, собиравшийся вести через Хайберский проход[171] афганскую армию, поневоле заделался первым в Кабуле мастером похудения.

Одно время Харлан вынашивал план «прикинуться греческим врачом и в качестве такового добраться до Китая. На границе Китая он собирался полгода учить китайский язык, а потом попасть в Пекин, там втереться в доверие к императору, возглавить армию и устроить революцию!»[172]

(«Какой же ты самоуверенный фантазер! – подумал Массон, узнав об этом. – Только и умеешь, что строить планы!»[173])

К счастью, миру не удалось лицезреть, как Харлан проникает в Запретный город[174]. К 1829 году он забросил свой план снискать славы в Китае, а Шуджа-Шаха променял на двор Ранджита Сингха в Лахоре. При первой встрече с сикх-махараджей Харлан «попытался прикинуться скромным и непритязательным человеком, наделенным при этом невероятными талантами и многого достигшим. Поразительно, но благодаря своему нелепому одеянию, огромной шляпе необычной формы и внешности благопристойного пророка он добился своего»[175]. Махараджа отнесся к гиганту-американцу как к забавной диковине, необычной домашней собачке, и причислил его к своему зверинцу из иностранных наемников. «Будешь наместником Гуджарата, кладу тебе 3000 рупий в месяц, – сказал он Харлану. – Будешь хорошо себя вести – станешь получать больше, а не то отрежу тебе нос»[176]. Увидев, что нос Харлана цел, Вульф «принял это за доказательство его хорошего поведения»[177].

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное