Александрия. Тайны затерянного города

В начале 1835 года доклад Уэйда о Массоне достиг Лондона. Бумаги легли на стол лорда Элленборо, председателя Управляющей комиссии Ост-Индской компании. История приключений Массона поразила Элленборо. Уэйд был склонен без конца манить Массона морковкой помилования, его не волновало, состоялось это помилование или нет[468]. Значение имела сама возможность давления. Элленборо отнесся к этому иначе: он написал королю «прошение о помиловании Джеймса Льюиса, он же Чарльз Массон»[469]

, незамедлительно, не в силу его разведывательных достижений, а за археологические открытия:

Он назвался Чарльзом Массоном. Он человек больших познаний и способностей. Он приобретает и передает много полезных сведений о состоянии населения и территорий на границе с индийцами и ныне занят исследованиями более научного, нежели политического свойства…

Учитывая все эти обстоятельства, лорд Элленборо почтительно рекомендует Вашему Величеству удовлетворить ходатайство генерал-губернатора Индии о помиловании этого человека безупречных достоинств, если не принимать во внимание совершенное им преступление, а именно дезертирство, каковое он намерен всячески искупать, внося полезный вклад в древнюю историю и в наше нынешнее представление о народах, соседствующих с индийцами[470]

.

Спустя три дня король Вильгельм IV подписал указ о помиловании, который был проштампован и приготовлен к отправке в Индию[471]. Александрия освободила Массона, хотя он этого не знал.

Когда помилование достигло Лудхияны, Уэйд огорчился. Он не мог не переправить это известие в Кабул, но с оговоркой для Массона, что Ост-Индская компания придержит само помилование «по понятным вам причинам»[472]

и сохранит его в тайне. Массону оставалось только гадать, почему его помиловали и на каких условиях. Он не знал, «стал ли вольной птицей»[473], и понимал, что ошибочная догадка может стоить ему жизни.

Годами Массон выживал, рассказывая истории. Теперь он попал в паутину к Уэйду и день за днем все сильнее в ней запутывался. После почти десяти лет, проведенных в бегах, он беспрестанно боялся. Теперь его страх заключался в том, что помилован он только частично, благодаря его шпионству, и что помилование в любой момент, вероятно, пересмотрят. То и другое не соответствовало действительности. Но Массон испытал на собственной шкуре, что стать шпионом легко, а перестать им быть гораздо труднее.

Связь Массона с Кабулом становилась все крепче. «Официальное назначение агентом, – грустно писал он Поттинджеру, – как вы понимаете, прибавило мне обязанностей и ограничило мое проживание одним Кабулом и мешает заниматься куда более приятным поиском древностей»[474]. Но он доверял своим помощникам-афганцам. Те большую часть года теперь работали самостоятельно, скупая в Баграме монеты и проводя раскопки. «Один из них, по имени Хасан, – молодой человек, не покидающий меня все годы, что я в Кабуле, он – местный житель, привязан ко мне и остается со мной при любых обстоятельствах, проявляя замечательную преданность. Он весьма полезен в различных делах, на него можно спокойно положиться, он смышлен, его всюду рады видеть, а это редкое достоинство»[475].

Это была неспешная и дорогостоящая работа. Но каждая рупия от Уэйда шла на раскопки Массона, Поттинджер тоже продолжал присылать деньги, когда только мог. Помимо неизбежных трат при раскопках – «на точку инвентаря, прочее», – Массон вынужден был давать много взяток. У каждого местного чиновника были свои слабости. Один «разгонял работников, применяя вооруженные отряды. Мы объяснились, и я стал снабжать его лекарствами по его запросу, а также улучшал ему настроение, иногда преподнося ему фрукты». От каждого из «многочисленных людей, которых приходилось умасливать», нужно было откупаться отдельно. «Любой пункт, кажущийся сомнительным, – писал Массон Поттинджеру, отправляя ему отчеты, – я прошу вычеркивать»[476].