— Я никогда не верила в судьбу, святой отец, — произнесла я, угрюмо опустив глаза и сжав пальцами свое нудящее предплечье. — Я считала, что только мы сами ответственны за выбор, который мы совершаем. Это… было моей жизненной философией, если хотите. Что мы вольны выбирать и не обязаны слушаться чужих наставлений или соответствовать чужим ожиданиям. Но в этом случае должны быть готовы к последствиям своих поступков. Я привыкла полагаться только на себя и на свои решения. И если они бывали ошибочными или недальновидными, я училась на этих ошибках, и мне было проще признавать и принимать их, ведь я знала, почему совершила их.
— Быть может, в таком случае вам следует принять собственное решение и покориться судьбе, чтобы узнать, что она для вас приготовила? — все так же мягко спросил он. Его рука медленно двигалась по кругу, размешивая остатки сахара в наполовину выпитом кофе, и я отчего-то не могла оторвать взгляд от солнечных бликов, то и дело вспыхивающих на его наручных часах.
— Почему вы пытаетесь убедить меня в этом? — наконец с мучительным непониманием спросила я.
— Хана, послушайте меня, — чуть повысил голос отец Горацио, вынуждая меня снова посмотреть на него. — Если то, что с вами произошло, это правда, если вы действительно стали носителем метки истинной связи, то это… величайшее чудо и величайшая божественная загадка. Священные книги говорят, что связанные альфа и омега становятся более прочих близки к Великому Зверю внутри себя. Последние несколько десятилетий Церковь тщетно бьется над разгадкой причин постепенного вымирания нашего вида, вы и сами это прекрасно знаете. И если наша текущая теория верна, то ответ кроется как раз в феномене истинной связи. Отказываться от чего-то подобного это… это просто глупо, если хотите знать мое мнение.
Последние его слова прозвучали немного резко, и я не сразу нашлась что ответить. Я понимала, о чем он говорит и что имеет в виду, но мне было сложно согласиться с чем-то подобным, ведь это означало бы признать себя и свою отдельно взятую свободу незначительными на фоне чего-то большего. Сейчас все выходило так, что, отстаивая свое право распоряжаться своим телом и своими желаниями, я ставлю себя выше интересов всего общества в целом. Выше будущего, которое у нас, как у видов, могло бы быть. И хотя на интуитивном уровне я чувствовала, что на самом деле все совсем не так и священник просто загнал меня в логическую ловушку, я не могла вот с ходу подобрать нужных слов и аргументов, чтобы обоснованно возразить ему. Мне как будто бы стало сложно думать, мысли заплетались, как ноги пьянчужки, и я не могла протолкнуться сквозь них.
— Но что же мне тогда делать? — беспомощно пробормотала я.
На лице отца Горацио тут же появилась теплая дружеская улыбка, словно только и ждал этого вопроса.
— Для начала вам нужно найти этого альфу. Приходите вместе с ним в Церковь Святой Изабеллы и спросите там отца Евгения. Он мой хороший друг и наставник, и он знает об истинной связи намного больше меня. Если ваше скрепление подтвердится, мы позаботимся о вас.
— Позаботитесь? — завороженно повторила я. Голубые глаза священника гипнотизировали меня, утягивая куда-то. Мне совсем уже не хотелось с ним спорить, и его слова начинали казаться мне очень разумными и правильными.
— Вы можете стать величайшим чудом этого столетия, Хана Росс, — кивнул он. — Вы поможете очень многим и станете символом возрождения нашей веры. Никто больше не посмеет посмотреть на вас снисходительно или неуважительно, и вам больше не придется терпеть насмешки из-за того, кем вы являетесь. Вся ваша жизнь… изменится.
Я ощущала себя так, словно меня медленно окутывает мягким плотным шелком, все туже и туже затягивая в кокон, из которого у меня уже нет сил вырваться. Я просто смотрела на него, чуть приоткрыв рот, слушала его голос и не могла найти в себе сил противиться его воле. Мне было слишком хорошо, словно каждое новое слово отца Горацио был еще одним миллиграммом наркотика, который он закачивал в мои вены.
Боль пришла неожиданно. Вонзилась в мою плоть, как удар хлыста, и я не сдержала сдавленного вскрика, из-за чего на нас начали оборачиваться сидящие за соседними столиками студенты.
— Хана, что с вами? — обеспокоенно спросил отец Горацио. — Все в порядке?
Меня трясло. Запах сидящего напротив альфы, прежде едва ощутимый для моего сознания, прокравшийся в мой разум, словно вор на цыпочках, теперь душил меня, застревая в глотке. Моя левая рука горела огнем, и это было совсем не похоже на то, что я почувствовала вчера с Джен.
— Что вы… — начал было снова он, но потом его лицо изменилось. Сперва на неверящее, потом на радостно взволнованное. — Вот оно как. Он здесь, верно?
— Кто? О чем вы? — с трудом выдавила я, тщетно сдерживая стоны боли, рвущиеся из груди.
— Я чувствую его запах, Хана, — ответил священник, воодушевленно сверкая глазами. — Он защищает вас. Защищает свою территорию.
— Он мучает меня! — с ненавистью выдохнула я, мотая головой. — Это больно, это очень больно, я не хочу этого. Я хочу, чтобы вы избавили меня от него.