— Это моя вина, простите, — покаянно склонил голову он. — Но я и представить не мог… Давайте выйдем на воздух, дорогая.
Поднявшись из-за стола и оставив деньги за кофе, он попытался взять меня под руку, чтобы я могла на него опереться, но я отдернулась в сторону, опасаясь повторения вспышки боли. Он понимающе поднял руки, давая понять, что не прикоснется ко мне. У меня все плыло перед глазами, и к горлу подкатывала тошнота. Как я могла не заметить, что альфа использует на мне свои феромоны, вынуждая подчиниться? Как могла не ощутить его запах в тот самый момент, когда он окутал меня, увещевая и направляя? Как так вышло, что единственным, что оказалось в состоянии вернуть мне здравость рассудка, стала треклятая метка на моей руке? Неужели я и правда была настолько слабой и податливой? Настолько нуждающейся в ком-то, кто бы принимал сложные решения за меня, что, стоило мне оказаться рядом с таким альфой, как мой мозг решил отключиться за ненадобностью?
Мы вышли на улицу, где студеный ноябрьский ветер немного привел меня в чувство. Меня все еще немного покачивало, но теперь, когда запах священника рассеялся, боль в моей руке почти стихла, и ко мне вернулась относительная ясность мысли.
— С моей стороны это было грубо, признаю, — помолчав, проговорил отец Горацио, и я услышала неподдельное раскаяние в его голосе. — Хана, я приношу вам свои самые искренние извинения. Я повел себя именно так, как стоило ожидать от мужлана-альфы, в то время как вы доверились и открылись мне. Признаю, я забеспокоился, что вы действительно захотите избавиться от метки, и мысль о том, сколько возможностей будет в таком случае упущено, повергла меня в ужас и заставила повести себя неосмотрительно.
— Я… все равно не знаю, как это сделать, — ответила я, пока не уверенная насчет того, что думаю о случившемся. Одно могла сказать наверняка — альфа мне стал нравиться куда меньше.
— Я хочу загладить свою вину, Хана, — твердо произнес он, сунув руки глубоко в карманы, как будто давая мне понять, что не собирается пытаться снова прикоснуться ко мне. — Давайте я наведу справки о том, известны ли Церкви случаи, когда истинная связь была разорвана, хорошо?
— Вы… правда сделаете это для меня? — не поверила своим ушам я.
— К сожалению, я не могу ничего вам обещать, — покачал головой священник. — Когда я изучал этот вопрос в бытность свою студентом, я не встречал даже упоминания о подобном. Истинная связь, как я уже говорил, чрезвычайно редкий и плохо изученный феномен, которому приписывают множество чудесных свойств. Отказываться от чего-то подобного это все равно что отказываться от возможности научиться летать или создавать предметы щелчком пальцев.
— По-вашему тот факт, что мое тело выбрало себе альфу без моего ведома и согласия и теперь использует эту злосчастную метку как ошейник шипами внутрь, это нечто сродни суперспособности? — не сдержала негодования я. — Да, метка отреагировала на ваш запах, сочтя его угрозой, но она причинила боль мне, а не вам. Если бы вы хотели напасть на меня, то вряд ли, корчась от боли, я смогла бы вам противостоять. Это не защита, это… какое-то рабское клеймо. Даже хуже. Другие омеги хотя бы могут выбирать, кому подарить свою верность и чьим запахом покрыть себя. А у меня отняли даже эту возможность, получается? Почему я должна воспринимать эту метку, эту связь как некий божественный дар? Пока что она не принесла мне ничего, кроме чувства унижения, беззащитности и физической боли. — Я на пару секунд замолкла, с трудом переводя дыхание, а потом с горечью добавила: — А тот, кто ее оставил, и близко не похож на партнера моей мечты. Это все напоминает мне какой-то средневековый брак по расчету, когда таких, как я, выдавали замуж в тот же год, когда у них впервые появлялся собственный запах. И всем было наплевать, кем окажется выбранный для нее альфа — насильником, сумасшедшим или убийцей. Ее мнения вообще никто не спрашивал!
Я отвернулась от него, стыдясь своего внезапного эмоционального выброса и крепко, до боли, сжимая кулаки. Такие, как я, и так немногое могли решать в наших жизнях. Рожденные и существующие как вечный приз для самого сноровистого и удалого альфы, мы могли лишь уповать на то, что не ошибемся с выбором, понукаемые и собственной природой, и общественным давлением. Но когда у меня отбирали даже иллюзию этого выбора, это было уже слишком.
— Вы не обязаны любить его, Хана, — вдруг произнес отец Горацио. — Вы не обязаны испытывать к нему каких-либо чувств только потому, что судьба выбрала его для вас. Кто знает, возможно она тоже допускает ошибки. Но я прошу вас дать нам возможность убедиться в этом. Я бы не просил вас об этом, не будь вопрос действительно настолько важным. Еще пару дней назад я сомневался в самом существовании этого феномена, а сейчас перед моими глазами стоит носитель метки из плоти и крови, и это… это все равно что поймать за хвост падающую звезду.