Я подняла на него затравленный взгляд, отчего-то ощущая желание забиться как можно дальше в салон. А лучше всего — открыть дверцу и выпрыгнуть с другой стороны. И бежать не разбирая дороги, надеясь, что завтра утром не вспомню ни единого его слова.
— Я люблю его не за то плохое, что он сделал с другими, а за то хорошее, что он сделал для меня и наших близких, — тихо ответила я. — И мне все равно, если вы или такие, как вы, не понимают его и считают моральным уродом и убийцей. Он — мой, а я — его. Это никогда не изменится.
— Даже если однажды по любой из возможных причин он сорвется и причинит боль уже не плохим ребятам, а кому-то, кого ты любишь? Или, может быть, тебе самой? — парировал детектив Гаррис, наклонив голову набок. — Хана, такие, как он, это бомба замедленного действия. Не льсти себя мыслью, что ты в безопасности рядом с ним только потому, что причиняет боль тому, кого ты ненавидишь. Когда его настоящие враги закончатся, что он будет делать с той ненавистью и яростью, что переполняют его? Или ты думаешь, они просто исчезнут в никуда?
— Он хороший! — упрямо возразила я, даже сама понимания, насколько по-детски это звучит.
— Он больной на голову несчастный ублюдок, — жестко обрубил меня детектив. — Ты этого пока не понимаешь, потому что влюблена по уши, но однажды поймешь и будешь мне благодарна, что я открыл тебе глаза и впервые заставил усомниться в нем до того, как он бы сделал это сам. А теперь идем.
Он схватил меня за руку и вытянул из машины. Отчего-то я сопротивлялась. То ли из-за его слов о Йоне, то ли из-за какого-то интуитивного чувства, которое уже не раз пыталось предостеречь меня от опасности — как тогда в Церкви Святой Изабеллы. Не нужно было идти с ним, не нужно было возвращаться в эту ненормальную пустую квартиру. Но я была слишком растеряна, напугана и сбита с толку, чтобы отыскать в себе силы быть категоричной и биться до последнего. И я позволила ему завести себя в подъезд, а потом на нужный этаж.
— Мне нужно вернуться в участок, — проговорил детектив, буквально заталкивая меня в квартиру. — Возможно, ночью не смогу приехать. Еда в холодильнике, телевизор слегка барахлит, но вроде работает. Я постараюсь забрать твои вещи, но если не получится, куплю тебе что-нибудь по дороге. Где постельное белье и полотенца, ты знаешь. И… пожалуйста, Хана, больше не делай глупостей, ладно?
— Но как же Йон? — жалобно спросила я.
— Да забудь ты уже о нем! — вдруг взорвался он, на мгновение совершенно переменившись в лице, отчего я инстинктивно отпрянула назад. — Я больше ни слова не хочу слышать о твоем альфе, ты поняла? Это я тебя спас, а не он! Я рискую тут своей карьерой и значком ради тебя! Хватит постоянно говорить о нем! Из-за него ты едва не попала к церковникам, из-за него ты вообще могла погибнуть! Приди в себя, Хана Росс, этот парень угробит вас обоих, даже не понимая, что делает. И если ты не выкинешь его из головы сама, мне придется тебе в этом помочь, что я сделаю с огромной радостью.
От шока, вызванного его внезапной вспышкой ярости, я не нашлась, что ответить. А в следующую секунду осталась в квартире совсем одна, слушая, как он один за другим запирает многочисленные замки на своей железной входной двери.
Глава 13. Огонек
Сидя за чужим кухонным столом и делая небольшие глотки обжигающе горячего черного чая из чужой кружки, я размышляла о доме. Само это понятие уже некоторое время назад стало для меня довольно трудно определимым. Считалась ли моим домом та квартира в далеком северном городке, где я росла и где сейчас жили брат с мамой? Или, быть может, та, где я прожила три года своего странного, созданного как будто лишь для галочки брака? Или наше с Джен уютное гнездышко, где мы пили вино по пятницам, обнимались на диване за просмотром фильмов и смеялись над нелепыми попытками общества подстроить нас под свои каноны? Или Дом Бархатных Слез, наполненный запахом похоти и принуждения, к которым я настолько привыкла за эти месяцы, что почти перестала считать происходящее этажом ниже чем-то ненормальным?