С тех пор прошла эпоха. Как справедливо подметил один из современных исследователей, «скульптура Альфреда по-прежнему возвышается в центре Винчестера, но это уже не памятник королю девятого века, но, скорее, осколок имперской мечты века девятнадцатого»13
. В наши прагматичные времена давно вышли из моды христианские добродетели, подлинным олицетворением которых служил для викторианцев король Уэссекса. Склонилась к закату Британская империя, а такие понятия, как «империализм», «нация», «величие государства», приобрели совсем иное значение. Да и сам Альфред, казалось бы, навсегда превратился в полулегендарный персонаж английского фольклора, с одной стороны, и в объект изучения и преподавания университетских профессоров и историков английской литературы — с другой.Ничто лучше не иллюстрирует изменившееся отношение к Альфреду, чем третья его скульптура. Она была открыта в 1990 году в Университете имени Альфреда (г. Альфред, штат Нью-Йорк, США). Относительно скромная статуя высотой 1,7 м покоится на пьедестале высотой 2,7 м в центре главного университетского двора. Как и винчестерская скульптура, американский памятник изображает опирающегося левой рукой на упертый в землю щит (что должно символизировать стабильность), Альфреда, но, в отличие от памятника в Винчестере, юного, хорошо выбритого и одетого в подобие римской туники. В правой руке он держит раскрытую книгу, с вырезанной на ней надписью
Для автора памятника, университетского профессора изящных искусств Вильяма Андерхилла, которому фигура Альфреда показалась подходящим объектом для создания традиционного образа средневекового героя, стала крайней неожиданностью та жаркая дискуссия, которая вспыхнула вокруг его произведения. Значительное число и преподавателей, и студентов резко поставило вопрос о нежелательности отождествления своего учебного заведения с памятью о «мертвом белом мужчине-европейце»14
, пусть даже и тесно связанном с образованием и культурным возрождением Англии. Как едко заметила доктор медиевистики Линда Митчелл, «если наш университет провозглашает приверженность к культурному разнообразию, мне кажется глупым избирать для него символ, столь явно и агрессивно подчеркивающий «евро-бело-мужчиноцентристский подход к истории»15.Вместе с тем, различие между панегириком Розбери и третированием Альфреда как «мертвого белого мужчины-европейца» не столь велико, как это может показаться на первый взгляд. Протест общественности американского университета (что признавали даже самые неистовые антагонисты творения профессора Андерхилла) был направлен не столько против исторического Альфреда как такового, сколько против того, что он для нее символизировал. Видимо, каждое поколение находило для себя в этой фигуре те грани, которые служили олицетворением его собственных моральных принципов и этнополитических симпатий. И в этом смысле современное отрицание «идеального англичанина» недалеко ушло от викторианских дифирамбов «основателю Британии». В течение одиннадцати столетий реальный Альфред все более и более скрывался под густым слоем устоявшихся мифологем, начиная с хрестоматийной легенды о короле, который не уследил за горящими пирожками в печи простой крестьянки и кротко выслушивал ее тяжкие упреки, и кончая утверждениями о том, что именно он был родоначальником английской конституции и защитником английской свободы от всех форм и проявлений тоталитарной тирании[2]
. Данное исследование и является скромной попыткой освободить Альфреда Великого от этих мифологем и представить читателю фигуру этого короля в контексте исторических реалий Англии IX — начала X столетий.