Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

В девятнадцать лет Максим сел основательно, на полтора года, за кражу с мордобоем. Перевоспитаться не получилось, хотя Максим все полтора года сам себе клялся и божился, что завяжет с воровством и начнет новую жизнь. Однако желанная свобода не принесла ничего, кроме новых разочарований: Максим оказался никому не нужен, и никто не хотел брать его на работу. Одно счастье – ему выделили однокомнатную квартиру, которая вскоре превратилась в прибежище новых дружков Максима – прощелыг, пьяниц и воров. Соседи долго терпели буйные посиделки Максима, пока в один прекрасный день сосед снизу не рискнул высказаться на сей счет. Максим не помнил подробностей стычки с добродушным соседом, но, как оказалось, он сломал ему пару ребер, подбил глаз и вынес плечом железную дверь.

Новый срок потянул на четыре года. Возмужавший Максим за свои вечные неудачи еще в тюрьме получил прозвище Мах, еще больше обозлился на жизнь и уже не видел себя полноценным гражданином общества. А потому, общество, доведшее его до подобного, должно было поплатиться за свои деяния, и Максим решил ему мстить, воруя у него, то есть, беря то, что, по его мнению, он недополучил от общества в детстве.

Новая компания не принесла желаемого удовлетворения. Громадье планов рассыпалось, словно карточный домик: ни одного толкового дела, ни капли ощущения радости – все по мелочевке. Плюс сплошные неудачи. А тут еще глупейшая история с полом.

Нет, ну кто тянул Максима за язык с дурацкими клятвами! И откуда он мог знать, что земля, устав держать на себе подобное ничтожество, внемлет его клятве и разверзнется. Хотя земля-то как раз осталась цела, а вот Максим загадочным образом после временного помутнения сознания оказался в неведомой ему внушительной, но скудно обставленной зале какого-то богатого дома. Из обстановки в ней были два подсвечника на длинных ножках, непривычного вида узкий шестиугольный столик с кучей восточной посуды и кальяном и еще ворохом подушек вокруг столика. Посуда, как отметил опытный взгляд Максима, была преимущественно золотой и серебряной.

Окон в понимании Максима в комнате не оказалось вовсе, и по зале гулял приятный свежий ветерок, врывающийся в узкие и высокие проемы в стене, скругленные сверху и занавешенные лишь тонкой тканью. Больше ничего интересного в комнате не было, если не считать трех мужчин, с удивлением взиравших на незваного гостя.

Первым оказался в меру упитанный мужчина, лысый, но с пышными усами и в дорогом халате; второй – любитель оттенков черного, которого Максим за глаза окрестил готом, с широким, скуластым лицом и пронзительным взглядом; третий, в шальварах и дурацкой распашонке, стоял навытяжку с высоким узкогорлым чайником в руках и жил лишь одними глазами, поглядывая ими на Максима и почему-то боясь даже пошевелиться.

Пауза затягивалась.

Максим, потерявший дар речи от странности происходящего, тупо разглядывал хозяев невиданной залы; хозяева – его, с нескрываемым интересом и неподдельным удивлением.

– Кто ты, о нахальный юноша, пробравшийся в мои покои? – наконец спросил обладатель шикарных усов, чуть приподнявшись с подушек.

– Кто я? – Максим удивился вопросу, запоздало отметив, что почему-то понимает язык, не имеющий ни малейшего сходства с русским. – Это кто вы такие, и где я вообще?

– Ты пробрался в мои покои, – подвигал усами мужчина в халате, – и еще смеешь задавать глупейшие вопросы? Отвечай: что тебе здесь понадобилось?!

– Никуда я не пробирался, – с вызовом бросил Максим. – Пол треснул, я провалился и… оказался здесь. А вот где – здесь?

Максим вновь неторопливо оглядел просторную залу, наполненную неведомыми ароматами, каких в городе ему ни разу ощущать не доводилось.

– Ты нагл и хитер, юноша, – укоризненно покачал головой тот, что в халате. – Знай же: меня зовут Мансур, и я Главный сборщик налогов нашего достославного эмира Мухаммеда Аль Кашти! Ты находишься в его дворце. А вот это, – мужчина обвел залу широким жестом, – мои личные покои!

– Какой еще эмир? – возмутился Максим, складывая руки на груди. – Дворец, сборщик налогов! Вы что, издеваетесь надо мной?

Брови Мансура от подобной неслыханной наглости поползли на лоб. Он переглянулся с «черным».

– Ладно, пошутили – и будет! – не дождавшись ответа, продолжал Максим. – Мне домой надо. Скажите, как отсюда на Киевскую попасть?

– Киевская? – еще больше удивился Мансур. – Что такое Киевская?

– Да кончайте уже, в самом деле! – фыркнул Максим, но вдруг осознал всем своим существом, что люди, сидящие напротив него, вовсе не шутят. И родная Киевская им также неведома, как и сам Максим.

– Я, кажется, понял, – прогудел сквозь повязку Черный Кади. – Он – нахальный молодой воришка, пытающийся неумело выкрутиться.

– Ах вон оно что! – почему-то обрадовался Мансур. – Стража!

От зычного рыка хозяина роскошных апартаментов Максим даже чуть присел.