Взошло красно солнышко, и петухи Микулы Селяновича залились крикливыми, кичливыми голосами, не оставив ни единого шанса дрыхнуть всем тварям дрожащим на сто миль вокруг. Им завторили петухи из-за Чертова пригорка, из заставушки поляниц. Заулыбалось красно солнышко, кинуло яркие лучи в спаленку гостьюшек заморских. Вытаращила глаза Алисонька, вытаращила глаза Дианочка. Закрыли они белыми ручками свои ушки малые:
– Невыносимо слушать!
– Похоже на кукареканье петухов.
– Динозавры это. Куры так не поют.
Упали со страху и курочки с насестов – проснулись, значит. Петюни успокоились. Продрали очи ясные все витязи ратные. Побежали в баньку, потом за столы с яствами и на строевую подготовку… Ан нет. Солеными огурчиками с румяной картошечкой сахалинок угощают, льстят да челобитничают:
– Гой еси вы, девы красные! Соблаговолите нас спровадить к поляницам удалым в качестве дипмиссии, а ежели попроще, то будьте нашими сватушками.
– Сватами, то есть свахами.
– Сосватайте, то бишь нас. У вас речи умные. А баба бабу завсегда поймет.
Тимофей слетел с частокола, откуда он осматривал местность, залетел в оконце и уселся на буйну голову Алисы:
– Соглашайтесь. Прошвырнемся туда-сюда, на женщин-воинов посмотрим.
Буйной голове такая идея вовсе не понравилась:
– Нам спешить надо, Сказочница ждет, слезами утирается.
– Успеете поспешать, обернемся пуще ветра, – положил конец размусоливанию Дунай Иванович. – А как подсобите нам, так и отвезем вас быстрее стрелы каленой к вашей Сказочнице!
– К нашей общей Сказочнице, – поправила его Диана. – Это шантаж?
Богатыри утвердительно кивнули подбородками, схватили в охапку дочек, а также изделия кованые – подношения невестам. Вскочили на коней резвых и поскакали. В караульщиках оставили лишь Балдака Борисьевича от роду семилетнего. Мол, мал еще, рановато ему женихаться.
А как поскакали, только пыль столбом встала, да голосили козы не подоены.
– Балдак и подоит, – надеялись.
– Меня забыли! – хлопал крыльями черный друже, догоняя войско.
Чертовую сопку в два счета обогнули и приехали. Застава поляниц почти ничем не отличалась от заставы богатырей. Ну, забор размалеван да цветаст, ну, скатерти на столах, занавесочки на окнах вышиванные. А так всё то же самое. Даже и описывать не будем. Время, как говорится, дорого: Сказочница ждет, рыдает слепошарая.
«Туки-туки» постучались женихи в деревянные ворота, которые нашим девочкам показались выше неба. Тишина. И тут с караульной вышки раздался голос-гром:
– То не рысь пробегала, рыкнула; не лиса проскакала, тявкнула; не медведь прокосолапил, взревел; а то тридцать пять козявочек к стенам наших прилепились, а в наездничках у них муравьишечки.
– Ты другим стихами песни пой, коровка божия! – закричал на нее гусельник Садко, за обидушку да за злобушку пробрали его речи насмешливые поляницы удалой. – Открывай ворота, а то выломаем.
– Кто же так женихается? – засмеялась Динка.
– Тс-с… – зашипела Алиса на великовозрастного дурня. – Вы отъедьте подальше, поклонитесь низко и скажите, что приехали в гости с подарками.
Скривили богатыри губы сальные, сжали скулы злые, но сделали, как велела молодая сваха. Отъехали они на сто аршин, слезли с бурушек, поклонились низко-низко и заговорили сладко-сладко:
– Гой еси, поляницы удалые! Встречайте добрых витязей расстегаями да супом гречишным. Мы явились к вам не с пустыми руками, а с приданым – с посудой резной, узорчатой, краше на всём белом свете нету.
Заинтересовалась с вышки-башенки поляница, высунула свой шелом наружу:
– А для кого приданое это?
– Для вас. Надумаете замуж выходить за кого, так и будет с чем к молодым мужьям в дом идти.
– Замуж?
– Замуж. А что тут такого?
– А за кого замуж?
– Ну не знаем. За кого захотите.
– Вы что ли женихи?
– Ну, может и мы. А чем плохи-то?
Залился шелом пляницы звонким хохотом и исчез. Ждали богатыри долго. День. Два. Три. Стучались, скреблись в дубовые двери оборонные; припасы, с собой прихваченные съедали, да новые сказки нашим деткам рассказывали:
БОГАТЫРЬ И СИЛА СИЛЬНАЯ.
– Ты покуда, воин, скачешь?
– Покуда умом не тронулся.
– А куда путь держишь, не скажешь?
– На Кудыкину гору.
– Понятно.
– Понятно, так и проваливай!
– А ты меня идти с собой не отговаривай.
– Вот черт чумной привязался!
– Ты, рыцарь, сам в любви мне признался.
– Когда ж это было?
– Сам сказал: хочу, чтоб сила меня любила.
Вот я и есть твоя Сила могучая!
– Что за зараза скрипучая
за мной увязалась?
Хочу, чтоб ты отвязалась!
Как сказал, так и стало:
Сила сильная от него отстала.
Стало плохо герою сразу,
пошел искать на себе заразу,
лопнул блоху, две.
– Всё не то! Что за тяжесть во мне?
Развернулся, домой поскакал.
Забыл куда и скакал.
А дома жена с пирогами,
тесть с ремнем да теща с блинами.
Хорошо! Да так хорошо, что больно.
Не думал воин о воле вольной
больше никогда в жизни,
Кудыкину гору не поминал,
он и так всё на свете знал.
А силищи лишней нам отродясь не надо,
нам со своей нет сладу!