Алиса и Диана в темной Руси

– И пьяницы мужики, – буркнула Алиса, ее уже не так сильно мучила совесть.

«А может, всё-таки так? – всплакнула совесть. – Они же вам жизнь спасли, отмыли, накормили, спать уложили».

– Я вернусь и всё исправлю! – твердо сказала старшая. – Мы вернемся. Обе.

– Вернемся, успокойся уже, – хмыкнула ее сестра. – А вон и лошадки былинничков. Спят походу. Стоя спят, прикинь!

– Лошади спят стоя. Не знала что ли?

Нет, малышка еще многого не знала, но она уже бежала к спящим животным, повторяя стишок: «Кони, кони, коняжки, какие они симпотяжки! Сяду на коняжку, возьмусь за упряжку и умчусь куда-нибудь. Баба с дедом не найдут!»

Жеребцы почуяли угрозу и проснулись. Повели ноздрями, пофыркали и успокоились. Запах малявок был им знаком. А малявки-то были и вправду малявками. Богатырские кони ого-го какие большие! Девчонки им по колено. Алиса печально уселась на землю и стала рассуждать:

– У нас проблемы. Пешком не дойдем. Вот где мы сейчас находимся? В Богатырской Сечи, потом пойдет темная Русь, а уж потом Заболотье. На коня нам не залезть. Дорогу мы не знаем. Что делать-то будем?

– Ничего! – Дианка по хвосту забралась на приглянувшегося ей скакуна и весело махала руками с высоты.

Деваться некуда, пришлось лезть. Диана подала руку старшей сестре и с нечеловеческой силой забросила ее на Бурушку, а затем подняла конское ухо и что-то жарко в него зашептала. Конь гневно заржал:

– Ну, Илья Муромец, спи-почивай, свою дурь на ус мотай!

– Кто на рожон полезет, тот с него и не слезет! – поддакнул мудрый ворон и уселся между своими падчерицами.

Топнул Бурка копытом, встал на дыбы и оторвался от земли. Стал он скакать с горы на гору, с холма на холм; реки, озера перескакивать, а широкие раздолья промеж ног пускать. Сестры зажмурились, держались за его гриву, да друг за дружку цеплялись. Страшно!

Скок-поскок, скок-поскок, позади Богатырская Сечь, впереди темная Русь. Ночь сменилась утром ясным, выкатилось солнышко красное, перекувыркнулось через себя три раза, улыбнулось и замерло у горизонта, приготовившись медленно-медленно ползти по небосводу. Приземлился боевой конь на темнорусской полянке и мягко так детей с себя скидывает:

– Я отдохну, а вы это, попаситесь.

– Попасемся, чего уж, – буркнули наездницы и плюхнулись на ягодные кусты.

Жирная голубика и черника запели, призывно зазвенели у детских носиков «динь-динь-дзинь». Школьницы, ворон и даже Бурка жадно накинулись на сочные, крупные голубые и синие бусинки. Наелись. Задремали.

Долго ли спали человечки и животные, нам неведомо, но проснулись они от того, что почувствовали, как кто-то бьет их палкой по бокам. Путешественницы подскочили и увидели маленького старикашку в лохмотьях, отважно размахивающего своим хлыстом – веточкой орешника. Старичок был странный: сам ростом с пень, на ногах лапти, на спине колючки, как у ежа, на которых висели гроздья разных ягод, а волосы и борода его были из зеленых листьев, на голове гнездо с морошкой. Дети выпучили глаза. Алиса вырвала ветку из рук чудного старикашки и закричала:

– Здравствуй, дедушка Ягодник! Ты совсем не изменился, старый дурак.

Лесной дед опешил. Сел, задумался, потом встал и сказал в сердцах:

– Нет, ну, надо же разрешения спрашивать, прежде чем ягодку срывать!

– Ты нас не помнишь? – удивилась Алиса. – Забыл? А знаешь, ведь лес кругом, а в лесу ягода ничья, то есть общая или даже всеобщая.

Диане стало жаль безумного старичка, она решила ему угодить, встала перед ним, поклонилась три раза и произнесла:

– Дедко Ягодник, дедко дух лесной, позволь набрать в лукошко ягоды немножко!

И тут Ягодник расплакался:

– Конечно, я вас помню, скучал даже. Сильно скучал, – и он полез обниматься с внучками.

Вырвавшись из жарких объятий нежити, сестры с благодарностью взглянули на лошадь, та самодовольно фыркнула: «То ли еще будет!»

– Ну, рассказывай, как ты тут жил без нас? – спросили сахалиночки у лесного духа.

– Ну, я… А по-старому, ягоду от зверья охраняю, от всяких разных вороватых птиц её берегу, – Ягодник зыркнул на Тимофея. – Видите, какая она висит справная, обильная, никем не тронутая. Ну, почти никем.

Ягодник опять недобро зыркнул на людей и на сивку, продолжающую жевать чернику.

– Жадина-говядина! – обозвала его Алиса. – Получается, что у тебя зверята голодают.

– Ага, от меня, скупердяя, к «добрейшему» Грибничу бегут. Можно подумать, папашка ваш щедрей меня!

– Грибнич! – вспомнили сестры. – Как он там?

Ягодник отвернулся и насупился:

– Не знаю.

А Диана вспомнила свое кошачье прошлое, и кое о чём догадалась:

– Послушай меня, милый Ягодник. Сам посуди, ну, каким-таким образом звери и птицы будут просить у тебя разрешения сорвать ягодку, да к тому же еще низко кланяться? Допустим, когда я была кошкой, то о многих вещах даже и не догадывалась. Бывало, поест вся семья Зубковых и хором говорят «спасибо» бабе Вале или маме (смотря кто из них пищу готовил), но я только вздрагивала от этого. А успокоившись, продолжала облизывать свою мордочку. И мне тогда никто не объяснил, что существуют какие-то там правила вежливости, и что я должна вместе со всеми хором кричать «спасибо».