All Flesh is Grass

— Я и сам не вполне понимаю. Видимо, только через нашу Землю они могут двигаться дальше, в другие миры. Похоже, что все эти смежные миры расположены в определенном порядке и надо идти подряд, перескакивать нельзя. Честно признаюсь, вся эта премудрость мне не по зубам. Сейчас можно сделать только одно: согласиться вести с ними переговоры.

— Кроме общего предложения вступить в переговоры, вам не известны какие-либо конкретные условия?

“None at all,” I said. “There may be others. I am not aware of them.”

“But now you have—perhaps you would call him an advisor. Would it be proper to direct a question at this Mr Smith of yours?'”

“A question,” said Mr Smith. “I accept your question.”

— Нет. Может, какие-то условия и существуют. Но я их не знаю.

— Однако сейчас у вас есть... ну, скажем, советник. Нельзя ли задать вопрос непосредственно этому вашему мистеру Смиту?

— Вопрос?  — встрепенулся Смит.  — Принимаю ваш вопрос!

He was pleased that someone had noticed him. Not without some qualms, I handed him the mike.

“You talk into it,” I said.

“I know,” he said. “I watch.”

Он явно обрадовался, что и на него обратили внимание. Не без опаски я передал ему микрофон.

— Говорите прямо в эту штуку,  — предупредил я его.

— Знаю. Я наблюдал.

“You talk our language very well,” said the Washington Post.

“Just barely. Mechanism teach me.”

“Can you add anything about specific conditions?”

“I do not catch,” said Smith.

— Вы отлично владеете нашим языком,  — сказал ему корреспондент «Вашингтон пост».

— Немножко. Механизм учил меня.

— Можете вы что-нибудь прибавить относительно особых условий?

— Не ухватываю,  — сказал Смит.

“Are there any conditions that your different people will insist upon before they reach an agreement with us?”

“Just one alone,” said Smith.

“And what would that one be?”

“I elucidate,” said Smith. “You have a thing called war. Very bad, of course, but not impossible. Soon or late peoples get over playing war.”

— Есть ли какие-то условия, на которых вы и все народы других миров будете настаивать, прежде чем прийти к соглашению с нами?

— Единственно только одно.

— Какое же?

— Проливаю свет. У вас есть явление, называется война. Очень плохо, конечно, но можно исправить. Рано или поздно народы вырастают из детства и перестают играть войной.

He paused and looked around and all those reporters waited silently.

“Yes,” said one of the reporters finally, not the Post, “yes, war is bad, but what...?”

“I tell you now,” said Smith. “You have a great amount of fission... I am at loss for word.”

“Fissionable material,” said a helpful newsman.

Он помолчал, обвел всех взглядом. Журналисты молча ждали. Наконец кто-то  — не корреспондент «Вашингтон пост»  — сказал:

— Да, конечно, в войне хорошего мало, но при чем тут...

— Сейчас отвечаю,  — сказал Смит.  — У вас очень много расщепительного... не отыскиваю слово...

— Расщепляющихся материалов,  — подсказал кто-то.

“That correct. Fissionable material. You have much of it. Once in another world there was same situation. When we arrive, there was nothing left. No life. No nothing. It was very sad. All life had been wiped out. We set him up again, but sad to think upon. Must not happen here. So we must insist such fissionable material be widely dispersed.”

“Now, wait,” a newsman shouted. “You are saying that we must disperse fissionable material. I suppose you mean break up all the stockpiles and the bombs and have no more than a very small amount at any one place. Not enough, perhaps, to assemble a bomb of any sort.”

— Совсем верно. Расщепляющиеся материалы. У вас их много. Так один раз было в одном другом мире. Когда мы пришли, уже ничего не осталось. Никого живого. Нигде совсем ничего. Было так печально. Всякая жизнь погублена и кончена. Мы опять устроили там жизнь, но об этом так печально думать. Не должно случиться здесь. Значит, мы необходимо настаиваем: такие расщепляющиеся материалы разделить далеко, в разных местах, в каждом месте немножко.

— Э, постойте-ка!  — закричал кто-то из репортеров.  — Вы требуете разделить расщепляющиеся материалы. Как я понимаю, вы хотите, чтобы мы рассредоточили запасы, разобрали бомбы и чтобы в одном месте могло храниться лишь самое ничтожное количество. Чтобы нельзя было собрать никакой бомбы, так, что ли?

“You comprehend it fast,” said Smith.

“But how can you tell that it is dispersed? A country might say it complied when it really hadn't. How can you really know? How can you police it?”

“We monitor,” said Smith.

— Вы очень скоро понимаете,  — сказал Смит.

— А откуда вы узнаете, что материалы и вправду рассредоточены? Может, какое-нибудь государство скажет, что оно выполнило ваше условие, а на самом деле все останется, как было? Почем знать? Как вы это проверите?

— Будем наблюдать.

“You have a way of detecting fissionable material?”

“Yes, most certainly,” said Smith.

“All right, then, even if you knew—well, let's say it this way—you find there are concentrations still remaining; what do you do about them?”

— У вас есть способ как-то обнаружить расщепляющиеся материалы?