All Flesh is Grass

He strode into the kitchen and stood looking down at the swathed figure on the floor.

“Drunk?” he asked.

“No,” said Doc. “He's sick.”

Он прошествовал в кухню и остановился, глядя на укутанное тело на полу.

— Пьян, что ли?

— Нет,  — сказал доктор.  — Он болен.

Well, OK,” said Hiram, “the car is out in front and I left the engine running. Let's heave him in and be on our way.”

The three of us carried Stiffy out to the car and propped him in the back seat.

— Ладно,  — проворчал Хайрам.  — Машина у крыльца, мотор не выключен. Давайте перетащим его и поехали.

Втроем мы вынесли Шкалика из дому и пристроили на заднем сиденье.

I stood on the walk and watched the car go down the street and I wondered how Stiffy would feel about it when he woke up and found that he was in a hospital. I rather imagined that he might not care for it.

I felt bad about Doc. He wasn't a young man any longer and more than likely he'd had a busy day, and yet he took it for granted that he should ride with Stiffy.

Я стоял на дорожке, смотрел им вслед и спрашивал себя, каково-то будет Гранту очнуться в больнице. Уж верно, он вовсе не стремился туда попасть.

И еще мне было не по себе из-за доктора Фабиана. Он уже очень не молод, наверняка целый день мотался по больным и все-таки счел своим долгом поехать со Шкаликом.

Once in the house again, I went into the kitchen and got out the coffee and went to the sink to fill the coffee pot, and there, lying on the counter top, was the bunch of keys I had picked up off the floor. I picked them up again and had a closer look at them. There were two of them that looked like padlock keys and there was a car key and what looked like a key to a safety deposit box and two others that might have been any kind of keys. I shuffled them around, scarcely seeing them, wondering about that car key and that other one which might have been for a safety box. Stiffy didn't have a car and it was a good, safe bet that be had nothing for which he'd ever need a safety deposit box.

Вернувшись на кухню, я надумал сварить себе кофе, хотел уже налить воду в кофейник  — и увидел ту связку ключей, я ее раньше подобрал с полу и кинул на стол. Я взял ее в руки и стал разглядывать. Два ключа были большие, возможно, от сарая, два  — самые обыкновенные ключи, неизвестно от чего, один от машины и еще один, похоже, от сейфа. Я вертел их в руках, уже почти не глядя, и мысленно пожимал плечами. Откуда у нашего выпивохи ключ от машины, а тем более от сейфа? Машины у него нет  — и, даю голову на отсечение, сроду у него не было ничего такого, что стоило бы хранить в сейфе.

The time is getting close, he'd told me, and they'll want to use the bomb. I had told Doc that it was babbling, but now, remembering back, I was not so sure it was. He had wheezed out the words and he'd worked to get them out. They had been conscious words, words he had managed with some difficulty. They were words that he had meant to say and had laboured to get said. They had not been the easy flow of words that one mouths when babbling. But they had not been enough. He had not had the strength or time. The few words that he'd managed made no particular sense.

Времени в обрез, сказал он мне, они захотят сбросить бомбу. Доктору я сказал, что Шкалик лопочет безо всякого смысла, но теперь, как вспомню, не так уж я в этом уверен. Он задыхался, каждое слово давалось ему с великим трудом, и все же он так старался. Нет, это были осмысленные слова, ему важно было их выговорить. Он непременно хотел их сказать, собрал для этого последние силы? Совсем не похоже на бред, когда язык сам собою мелет и мелет всякую чушь. Но он сказал слишком мало. Ему не хватило сил или, может быть, времени. Ему удалось выговорить лишь несколько слов, но в чем их смысл, понять невозможно.

There was a place where I might be able to get some further information that might piece out the words, but I shrank from going there. Stiffy Grant had been a friend of mine for many years, ever since that day he'd gone fishing with a boy often and had sat beside him on the river bank all the afternoon, spinning wondrous tales.

Есть одно место, где я, пожалуй, еще до чего-нибудь дознаюсь и тогда пойму, что он хотел сказать, только очень мне это не по душе. Пьянчужка Грант  — мой старинный друг, мы стали друзьями в тот далекий день, когда Грант, идучи ловить рыбу, прихватил с собой десятилетнего мальца и до вечера просидел с ним на берегу, без устали рассказывая всякие удивительные истории.

As I recalled it, standing in the kitchen, we had caught some fish, but the fish were not important. What had been important then, what was still important, was that a grown man had the sort of understanding to treat a ten-year-old as an equal human being. On that day, in those few hours of an afternoon, I had grown a lot. While we sat on that river bank I had been as big as he was, and that was the first time such a thing had ever happened to me.