All Flesh is Grass

Unbelieving, I lifted out a bottle and another and another, all of them still sealed. I put them back in the case again and lowered myself carefully to the floor, squatting on my heels. I felt the laughter deep inside of me, trying to break out—and yet it was, when one came to think of it, not a laughing matter.

This very afternoon Stiffy had touched me for a dollar because, he'd said, he'd not had a drink all day. And all the time there had been this case of whisky, pushed underneath the table.

Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой  — непочатые, даже нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться... но, если вдуматься, тут было не до смеха.

Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под столом стоял целый ящик первоклассного виски.

Were all the outward aspects of the village bum no more than camouflage? The broken, dirty nails; the rumpled, thread-bare clothing; the unshaven face and the unwashed neck; the begging of money for a drink; the seeking of dirty little piddling jobs to earn the price of food—was this all a sham?

And if it were a masquerade, what purpose could it serve?

Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги  — просто маскарад? Грязные, обломанные ногти; мятая драная одежда; вечно небритая физиономия и немытая шея, и вечно он клянчит на выпивку, и не брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного... так что же, все это  — подделка и обман?

Но если это притворство, то  — чего ради?

I pushed the case back underneath the table and pulled out the other carton. And this one wasn't whisky and neither was it junk. It was telephones.

I hunkered, staring at them, and it now was crystal clear how that telephone had gotten on my desk. Stiffy had put it there and then had waited for me, propped against the building. Perhaps he had seen me coming down the street as he came out of the office and had done the one thing that would seem entirely natural to explain his waiting there. Or it might equally well have been just plain bravado. And all the time he has been laughing at me deep inside himself.

Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку. Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были телефоны.

Я оцепенел, вытаращив глаза. Так, значит, вот каким образом тот аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня, подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы  — и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего. И все время он втихомолку надо мной насмехался.

But that must be wrong, I told myself. Stiffy never would have laughed at me. We were old and trusted friends and he'd never laugh at me, he. would never do anything to fool me.

This was a serious business, too serious for any laughing to be done.

If Stiffy had put the phone there, had he also been the one who had come back and taken it? Could that have been the reason he had come to my place—to explain to me why the phone was gone?

Нет, неправда. Не станет Грант надо мной насмехаться. Мы с ним старые, верные друзья, и не станет он надо мной измываться и дурачить меня. Тут кроется что-то серьезное, что-то очень, очень серьезное, тут совсем не до смеха.

Если это Шкалик принес телефон ко мне в контору, так, может, он сам его и забрал? Может, потому он и заявился вечером ко мне домой  — хотел объяснить, отчего телефон исчез?

Thinking of it, it didn't seem too likely.

But if it had not been Stiffy, then there was someone else involved.

Нет, едва ли. Не похоже.

Но если телефон забрал не Шкалик, значит, тут замешан кто-то еще.

There was no need to lift out the phones, for I knew exactly what I'd find. But I did lift them out and I wasn't wrong.

They had no dials and no connection cords.

I got to my feet and for a moment stood uncertain, staring at the phone standing on the table, then, making up my mind, strode to the table and lifted the receiver.

Вынимать телефоны из коробки не было никакой надобности, я отлично знал, что это такое. И все-таки вытащил их  — и, конечно, не ошибся. Ни дисков, ни проводов у них не было.

Я поднялся на ноги и постоял в раздумье, глядя на тот телефон, что стоял на столе; потом решился, подошел к столу и снял трубку.

“Hello,” said the voice of the businessman. “What have you to report?”

“This isn't Stiffy,” I said. “Stiffy is in a hospital. He was taken sick.”

— Слушаю!  — отозвался уже знакомый мне деловитый голос.  — Что вы можете сообщить?

— Это не Шкалик говорит,  — сказал я.  — Шкалика отвезли в больницу. Он заболел.

There was a moment's hesitation, thenthe voice said, “Oh, yes, it's Mr Bradshaw Carter, isn't it. So nice that you could call.”