Алламжонов виноват

А все было просто. Генерал был действительно очень жестким человеком, не любившим ни вранья, ни фальши, с трудом прощавший ошибки. У меня права на ошибку не было вообще. Он не признавал за мной ни личной жизни, ни свободного времени; он сам работал как вол, и считал, что и другие так же должны. И я работал. Я не мог его подвести, не мог сказать «не смогу, не сумею, мне не под силу» или, что устал, хочу домой, к маме. Я слушал его приказы и выполнял, не саботировал и не отлынивал. Из-за моей работоспособности, и из-за того, что мне всегда удавалось выдавать результат, который ему нравился, он и тянул меня за собой, из ведомства в ведомство. Ботыр Рахматович умеет ценить профессионалов. О том, что я его «племянник» он узнал гораздо позже, из публикации «Узметронома»8.

Многие люди не понимают, что доверие зарабатывается трудом, а лояльность – хорошим и справедливым отношением. Им даже в голову такое не может прийти, они могут оправдать доверие только родственной связью.

После ухода Парпиева из МЧС я там тоже проработал недолго. Но, думаю, именно я поднял информационную повестку ведомства на другой, более качественный уровень.

Тогда про МЧС никто и ничего не знал, люди не подозревали, что спасатели вообще существуют, потому что их не было в информационном пространстве.

Зато начальник управления, полковник Иргаш Икрамов, был чистюлей. Когда он заезжал в управление, двор должен был быть полит, а в его кабинете должно было пахнуть иссырыком. Поэтому в ведомстве каждый день подметали и поливали двор, спасательные машины были начищены до блеска, техника была новой и неиспользованной.

Первое время, чтобы раскрутить контент, мы делали постановочные съемки по мотивам прошедших событий, восстанавливали «как было». По-настоящему, как в кинопавильоне, мазали водителей кетчупом, имитируя кровь, реконструировали «потопы и пожары» как это делалось на учениях. И выдавали героический контент в эфир, чтобы люди видели, как работает МЧС. А потом уже стали ездить на события с камерой и монтировать живые кадры.

Когда передача раскрутилась, и начались реальные звонки в Службу спасения по короткому номеру 050, спасатели не успевали реагировать. Они спасали всех, от кошек в колодцах до людей, застрявших в лифте.

Помню, как однажды в «Жемчуге»9 на девятом этаже один мужчина решил свести счеты с жизнью, пытаясь спрыгнуть с балкона. Собрались все службы, спасатели едва его уговорили не прыгать. Уговаривали четыре часа, с ним говорили ласково и нежно. Убеждали, что жизнь дается один раз, что все будет хорошо, прямо как в американском фильме. Когда мужик спустился, ему дали поджопник, обматерили и отправили в психушку, как суицидника. Четыре часа отобрал из жизни!

Очень часто спасателей вызывали на место аварий вытаскивать людей, застрявших в автомобилях. И мы стали показывать такие случаи, не забывая указать на недостатки в действиях сотрудников ГУБДД. Министром МЧС тогда стал Бахтиер Субанов, который до этого работал заместителем министра МВД и до МЧС курировал сферу ГАИ. Поэтому все это выглядело как месть бывшим сослуживцам.

Начальником пресс-службы Субанов назначил своего человека, который запретил мне показывать смерти в нашей передаче и критиковать МВД.

Я говорил «хоп» и продолжал, пускал в эфир то, что считал нужным. И этим самым сильно задел министра МВД Закира Алматова. Как мне тогда говорили, МВД даже от Аппарата Президента получило «по башке» из-за моих сюжетов. В ГУВД Ташкента поступила команда закрыть рот Алламжонову. Мне сказали, что в ГУВД планировали подкинуть мне в карман анаши и закрыть – в то время обычная практика, применяемая к несговорчивым.

Прихожу как-то утром на работу, кругом милиция, ищут Алламжонова. Я опять оказался в эпицентре скандала. Меня тогда спас полковник Икрамов, заступился, сказал, что не стоит мне ломать жизнь. После этого в течение месяца я жил в страхе, не выходил из дома, а моего водителя каждый день гаишники останавливали на улице и придирались по мелочам.