Аллергия на ложь

Тем не менее Влада послушно и старательно выполняла мужнины повеления, перестраивая себя под его представления о правильном и даже прекрасном, и, получив очередную оплеуху, не теряла оптимизма. Скоро она все в себе исправит, кончится горькая полоса, и жизнь наполнится радостью, как мечталось.

Лишь оптимизм и отчасти пофигизм ее и спасали. Некоторое время. Когда спасать перестали, держалась на гордости.

Ей было стыдно разводиться в первый же год замужества. Она боялась и не хотела толков и перетолков подруг и просто знакомых. И терпела. Где-то вычитала, что первый год бывает одним из самых трудных, а потом притрется, притерпится, полегчает.

Она выдержала два.

Наверно, выдержала бы и дольше. А может, и пообвыклась бы в результате, мозолистой шкурой обросла бы до бесчувствия.

Судьба распорядилась иначе, плеснув в чашу терпения солидную порцию гадости, отчего чаша переполнилась, опрокинулась и развалилась на черепки. Причиной стал подслушанный Владой разговор.

Именно подслушанный, потому что сидеть в гостиной на диване, когда муж и его маменька чаевничают на кухне, попросив подождать вне, стало невыносимо.

Было у них такое обыкновение – свекровь приезжала в гости к сыночку, и родственники уединялись поболтать. Сначала Влада робела, чтобы возразить, потом ситуация сделалась хронической, и возражать было поздно.

Но в тот раз ее проняло, и она решила немножко расстроить их вечеринку. Однако решила как-то нерешительно. Взялась за дверную ручку, а толкнуть медлила. Услышав обрывок разговора, не смогла не послушать его окончание.

Муж делился с родительницей интимными подробностями супружеской жизни. Такими, что от стыда и негодования у Влады запылали щеки. А потом он спрашивал маменькиных советов и получал их. Потом свекровь поинтересовалась, не жалеет ли он, что выбрал эту, а не ту, и не звонит ли той, и не встречаются ли по старой дружбе, и он ответил, что эта, конечно, скучновата и простовата, но все-таки есть шанс сделать из нее что-то приемлемое, а та… Та, конечно, классом выше… Но, ты же понимаешь, мам, с ней не сладишь. Она же львица!

И оба понимающе рассмеялись. Тихонечко, чтобы Владе слышно не было.

А ей было слышно все.

Ей очень хотелось убраться отсюда, пока эти двое упиваются чаем и общением, и она совершила совсем уж дикий поступок.

Опасаясь, что кто-то из них прямо сейчас направится размять ноги до клозета, подперла кухонную дверь тумбой из прихожей, а на тумбу взгромоздила галошницу, а потом, выдрав шланги из стиралки, припечатала баррикаду машинкой.

На вопли она внимания не обращала. Несчастная, свирепая, свободная. Уже свободная.

Поначалу жила в съемной квартире. Не хотела ничего рассказывать маме, бабушке, брату. И братовой семье. Филипп женился, его Лизавета родила ему сына, второй был на подходе.

Но правда вскрылась, когда маме позвонила скандалить бывшая свекровь. Она совершенно напрасно звонила: у Влады не имелось никаких претензий – ни квартирных, ни финансовых, у них к Владе тем более не должно было быть ничего такого. Но бывшая лаяла в трубку о неблагодарной простолюдинке, которую подобрал ее сын, и много сделал для нее, и она сама, свекровь то есть бывшая, тоже очень и очень чего для нее, Влады, сделала, а та так поступила, опозорила, и прочее, и прочее.

Мама повесила трубку, а потом набрала номер дочери и сказала: «Приезжай». И они вдвоем плакали потом весь вечер, а после Владе стало легче.

Но цену природного явления под названием «самец человека» Влада усвоила окончательно и бесповоротно.

Забывать ей об этом не надо.

Волнение в душе, неожиданное, глупо-радостное, следует задавить.

Она и задавила. При первом его шевелении задавила, как ядовитую гадину.

Нельзя, Влада. Берегись.

Чтобы снова горя не случилось.

– Высади меня здесь, пожалуйста, – попросила Влада, когда они проезжали мимо бывшего клуба.

– Как скажешь, – сухо проговорил Артем, тоже заметивший возле ступеней библиотеки долговязую фигуру юриста Боброва, а поодаль – сияющую темно-синими боками, стеклами, зеркалами его бешено дорогую тачку. – Но ты собиралась пообедать. Хотя мне плевать.

И высадил, и уехал, рванув с места до визга покрышками.

– Есть новости? – подойдя к Ваниному опекуну, спросила Влада.

– Добрый день, Владислава Константиновна. Если вы спрашиваете про Ивана, то ничего утешительного. Мне позвонили из полиции и сообщили, что проверили, как это у них полагается, морги, больницы, социальные гостиницы – и безрезультатно. Опрос свидетелей ничего не дал за неимением оных по позднему времени. Камерами видеонаблюдения дом Ивана не оснащен, как и близлежащие здания. Посетили его бывшую гувернантку, она ничего не знает. Разместили объявления в интернете, откликов нет. Все глухо и тухло.

Последние слова он произнес по-человечески.

– Жаль, – помолчав, приговорила Влада. – Надеюсь, что Ваня отыщется скоро. Мы с ним дружили.

– Мне это известно. Хотя и несколько странно. Именно поэтому я здесь. Он заходил в библиотеку накануне того дня, как уехать.

– Он заходил в тот самый день, – уточнила Влада, удивившись оговорке.