Тут оказывалось даже повыше, чем когда он однажды сдуру забрался на Орлиный Пик в поисках понадобившихся старой ведьме цветов с мохнатой шубкой. Для какого-то жутко головокружительной сложности зелья — и представьте, нашёл-таки! Трое суток лазил там словно неприкаянный, однако неожиданно потеплевший взгляд ведьмы по возвращении того стоил.
— А зачем так высоко забираться? — обе леди переглянулись с тем ещё хитрым видом, как умеют только они, а затем неожиданно занялись эльфийской медитацией. То есть, уселись даже не скрестив а вообще едва не завязав узлом ноги. Руки на колени, большими пальцами и мизинчиками изображать колечки, а блаженно щурящимися мордашками неописуемое блаженство.
Погонщик изрядно развеселился при виде этакого дива (благо леди глаза прикрыли) но ответствовал в том духе, что на высоте воздух не такой сгущённый как у земли. И можно, соответственно, лететь быстрее.
Прикинув мысленно по услужливо развёрнутой воображением карте, Ларка внутренне согласился — тут предстояло одолеть разика эдак в три побольше, чем в прошлый раз от Норреброгеде. А следовательно, ни малейшей нужды тащиться так потихоньку не возникало.
Мальчишка-магик наклонился к шее своего грифона и о чём-то с тем пошептался. Из его дальнейших слов следовало, что Игл может забраться вообще ввысь — там есть попутный шторм, и можно ещё сократить время.
— Но он поставил условие, чтобы уважаемые седоки… — он помялся чуть, но продолжил. — В общем, чтобы никто от страха не испачкал ему спину.
Леди Хельга выразила всю глубину своего презрения одним лишь чуть приоткрытым глазом — но оба парня вздрогнули от просиявшего изнутри неистового полыхания расплавленного золота. Вот уж… сейчас такая просветлённая платунг тяжёлой конницы одним жестом разметает — и не заметит.
Неприлично смазливый корнет лишь пренебрежительно фыркнул и дёрнул носиком. И погонщику ничего не оставалось, как пожать тощими плечами да вернуться вниманием к своему обожаемому грифону.
Мощные, мерно рассекающие воздух удары крыльев стали немного чаще. А позади, насколько успел понять оглянувшийся Ларка, и вовсе оставался тонкий длинный туманный следок возмущённого и истерзанного воздуха. Словно седая ниточка тумана, он тянулся вдаль за дерзкой полуптицей и её седоками. А впереди… впереди и чуть справа над дрожащим от натуги маревом восходило солнце, и более величественного зрелища, не смягчённого толщей воздуха, парню давно уже не приходилось видеть.
Небо потемнело. Нет, откровенно налилось фиолетовой чернотой, и из него на забравшуюся в такие горние выси процессию удивлённо моргали звёзды. Яркие, колючие до остроты, они зябко поёживались от одной только мысли, что кто-то подсматривал за ними днём.
Орлиные голова и крылья постепенно озарились нежно-золотистым, медленно стекавшим к хвосту сиянием — то лучи утреннего светила нежно приласкали своего сына. Правду, наверное, говорят, когда при упоминании о грифонах добавляют ещё два слова — золото и солнце.
Но поручик уже спал. Положив вместо подушки под ухо мохнатого и уютно-тёплого домовёнка, он с воистину солдатским умением прихватывать сна везде где только уместно, уже оказался далеко от еле заметно вздымающейся и опадающей спины грифона. Там, куда одна лишь только мысль может забраться дерзко и быстро…
— И как это прикажете понимать? — Ларка озадаченно пощупал свой лоб при виде этакого дива — но жара у него вроде бы не наблюдалось.
Согласитесь, когда твой личный домовёнок, за последние пару лет ставший уже чем-то привычным вроде собственной ладони, вместо спутанного клубка мохнатой шерсти вдруг предстал в вычищенном заклинанием до лохматой пушистости виде, неприлично чинным и с выжидательно хлопающим глазищами — тут впору и озаботиться. Окончательно поручика доконал кокетливо повязанный на левое ухо розовый бантик.
Госпожа Велерина философски вздохнула, и с обречённостью в голубых глазах передала леди Хельге золотую монету в десять крон.
— Что ж милочка, вы выиграли спор — не догадался…
Поручик ещё некоторое время обречённо хлопал глазами на этих сумасбродок, поспоривших на монету, за которую в некоторых местах поглуше могли ночью и прирезать спокойно.
— О, я тоже так умею, и даже лучше, — волшебница беззастенчиво послала ему