Я мог бы составить отчет прямо сейчас, точно указав все повреждения, нанесенные моим скальпелем. Но странным образом копание во внутренностях Мэри Энн доставляло мне удовольствие. Я нащупал ее матку, раздутую, покрытую изнутри крохотными язвами, и шары яичников. Я извлек темную печень и диковинные цветы почек на тонких стеблях сосудов.
– Не более и не менее, чем любой другой родитель. Он считал дисциплину высшим благом… хотелось бы солгать, что в училище я был лучшим.
– Но лгать врачу не следует.
– Верно.
Мне хотелось увидеть его лицо, а еще скрыть собственное. На свинцовом зеркале стола отражалось чудовище.
– Я был одним из многих, кто желает служить короне и Британии. Ни сомнений, ни страхов. И нас, таких смелых, отправляют в Индию. Нам говорят о чести и долге, о величии белого человека… Жемчужина в венце колоний. Земли, чьи богатства неисчерпаемы, а народ – ленив и труслив. Когда мы прибыли, то оказалось, что служить будем не короне, но Ост-Индской компании. Смутило ли это кого-либо? Меня – нет.
– Здесь все. – Я бережно вернул органы в полость тела и взялся за иглу. Пожалуй, будет правильно привести тело в порядок.
Абберлин словно и не услышал.
– Они считали себя хозяевами. Купцы. Торговые агенты. Люди, способные назначить генерала или купить губернатора. Жадные. Им было мало того, что уже имелось. Компания раскидывала сети и ловила мелкие княжества, находила любой, самый ничтожный предлог, и вот уже вчерашний союзник становился рабом. Они приходили в своих дорогих костюмах, в белых перчатках, с пачками бумаг и улыбались, заставляя бумаги подписывать. Я нигде не видел подобного. Росчерк пера, и вчерашний владыка становится никем… так случилось с Лакхнау.
Игла легко проходила сквозь тело, и толстая нить скрепляла края раны. Каждый шов мой был аккуратен, и я видел в том особую прелесть. Жаль, что Мэри Энн не способна оценить красоту своей раны.
– Аннексия – мягкое слово, тигриная лапа с юридическими когтями. И вот уже Ваджид Али Шах отправляется в Калькутту с пенсией от компании, а его супруга и сын бегут к мятежникам. Эта женщина не собиралась упускать трон…
– Я слышал про осаду Лакхнау. И про героизм гарнизона.
Белая простынь укрывает тело. Я кланяюсь, прощаясь со своей жертвой.
– Героизм? Мы были похожи на крыс, загнанных в угол. С одной стороны река. С другой – парк. Резиденция Лоуренса – маленькая крепость. А сам Лоуренс мертв… многие погибли тогда.