Наконец, что-то отстояв, чем-то пожертвовав, мы стали готовиться к премьере. На кинотеатре «Россия» уже повесили огромный плакат к фильму, и вдруг в одну секунду его убрали. В это время мы с Ульяновым были в Чехословакии. Должны были вернуться к премьере. И тут узнаю, что премьеры не будет. Мы в аэропорт! На Москву нет билетов! Нас сажают на какой-то спецрейс, в самолете часть салона отгорожена. Вдруг (любимое словечко Достоевского!) оттуда выходит человек и говорит: «Можно вас? — Ульянову и мне. — Вас просят зайти». Мы заходим и видим «ожившие портреты» — два человека, люди, с чьими лицами на плакатах ходят на демонстрации. Они говорят: «Давайте в домино сыграем? Забьём „козла“?» У меня как-то сразу в голове сработало: нужно играть! Я поставил условие, что мы играем на «американку» и пояснил им, что при нашем выигрыше они выполняют любое наше желание.
Александр Алов и Владимир Наумов с педагогами И. В. Склянским, И. Н. Ясуловичем, В. В. Васильевой и студентами своей мастерской после показа спектакля «Мастер и Маргарита». ВГИК, 1982 год
Надо сказать, что игра в домино — это была правительственная игра. Перед нами сидели два аса, два крепких профессионала, мы же с Михаилом Александровичем имели поверхностные знания даже о правилах. И вот, непонятно каким образом, мы выигрываем две партии подряд! Третью проигрываем, начинаем четвертую, но самолет уже садится, мы сворачиваем игру. Они собираются выходить, на улице для них расстилают красную дорожку, встречают. Нас же отправляют на выход в хвост самолета. Я дергаю одного из «портретов» за рукав, говорю: «Позвольте, как быть с вашим проигрышем? Теперь вы должны желание». Мне дают номер телефона. На следующий день я звоню и объясняю ситуацию с фильмом, на что получаю ответ: «Хорошо, я разберусь!» И, представляете, через пару дней афиши фильма висели на прежнем месте. Вот и получается, что «Бег» мы выиграли в «козла».
Несмотря на то что картина пошла в прокат с вырванными цензурой «клоками живой плоти», она имела счастливую зрительскую судьбу. Очереди за билетами выстраивались километровые, были введены дополнительные сеансы. По опросу зрителей «Бег» был признан лучшей картиной 1970 года.
И последнее, что-то вроде post scriptum'а: тогдашние цензоры были не так уж и неправы, ставя нам в вину сочувствие к соотечественникам, которые полвека назад не по своей воле покинули Отечество. Когда в 1971 году на МКФ в Каннах состоялась мировая премьера «Бега», зал наряду с выдающимися кинематографистами был заполнен русскими эмигрантами и их взрослыми, выросшими уже в Париже детьми. Все они стоя, со слезами на глазах, рукоплескали фильму и, само собой разумеется, Булгакову: впервые из-за «железного занавеса», с утраченной ими родины, до них донеслись слова обыкновенного человеческого сочувствия.
«Луна ушла из пятого дома…»
Успех окрылил нас с Аловым, и мы замахнулись на большее, мечтали о «Мастере и Маргарите». Полное парижское издание романа нам дала прочитать Елена Сергеевна. Думая о будущем фильме, я сделал к нему огромное количество рисунков-набросков, больше тысячи. Но время безвозвратно ушло, закручивались гайки в литературе, искусстве, и Булгаков снова стал персоной нон-грата. В 1981 году мы с Аловым набрали курс во ВГИКе и поставили со своими студентами на маленькой площадке «Мастера». Работать было очень интересно. Будущий режиссер Пендраковский играл Коровьева, Лена Цыплакова — Маргариту. Получился замечательный камерный спектакль.
Мы уже сняли «Легенду о Тиле», «Тегеран-43», а «Мастер» все не отпускал. Жил я в доме номер пять, и вот однажды ночью мне приснился сон. В квартире стоит Елена Сергеевна Булгакова и говорит мне: «Михаил Афанасьевич просил передать, чтобы вы „Мастера и Маргариту“ не трогали». И пошла к выходу, я вскочил вслед, по дороге за что-то зацепился и ударился коленом о тумбочку. Выскакиваю в коридор, Елена Сергеевна уже в лифте. Нажимая кнопку, добавляет: «И вообще пусть никто не трогает».