Алов и Наумов

Тогда же, в 1966 году, отказавшись выполнять бесконечные поправки по «Скверному анекдоту», мы приступили к борьбе за «Бег» Булгакова. Михаил Афанасьевич Булгаков по числу запрещенных произведений и по продолжительности запретов абсолютный рекордсмен. В 1962-м впервые была опубликована написанная в 1926 году пьеса «Бег», при жизни автора так и не поставленная. Ее репетировали, но до премьер дело не доходило. В 1966-м, через 26 лет после кончины Булгакова, в журнале «Москва» впервые вышел роман «Мастер и Маргарита», с купюрами и в сокращенном варианте. Для литераторов и кинематографистов «оттепели», для шестидесятников Булгаков был знаковой фигурой, негласным символом перемен или точнее — надежд на перемены. Экранизировать его было мечтой многих, и мы с Аловым буквально заболели идеей перенести на экран пьесу «Бег» с многообещающим подзаголовком «Восемь снов». Сон — это такое кинематографическое состояние (не случайно же кино называли «фабрикой грез»!), когда размывается грань между реальностью и вымыслом, правдой и воображением, когда «фантастический реализм» расправляет крылья и отправляется в полет.

^{«Бег» начинается зимой у стен монастыря и завершается зимой скачкой всадников, вернувшихся из небытия в Россию. Людмила Савельева (Серафима Корзухина) и Алексей Баталов (приват-доцент Голубков)}

Мне часто встречалось в прессе невесть откуда взятое заблуждение, будто после «Скверного анекдота», точно с корабля на бал, Алов и Наумов приступили к «Бегу». Нет. Такого просто не могло быть. Сценарий мы пробивали около трех лет, «учитывали замечания», переписывали и бесконечно придумывали будущий фильм. А я еще и рисовал картину на бумаге. Это была первая в нашей стране попытка экранизации Булгакова, что само по себе вызывало у руководства большие опасения, которые подкреплялись нашими именами. Наконец наше упорство увенчалось успехом.

^{Генерал Хлудов — главная роль Владислава Дворжецкого}

Работа над сценарием «Бега» доставляла нам огромное удовольствие. Литературным консультантом у нас была Елена Сергеевна Булгакова — жена покойного писателя. Мы часто встречались, подолгу засиживались в маленькой уютной кухне булгаковской квартиры, слушая долгие и удивительные рассказы Елены Сергеевны о Булгакове, о том, как он писал, о том, каким человеком был, о его достоинствах и слабостях, друзьях и врагах. Она умела создать ощущение «присутствия» автора, причудливую, таинственную атмосферу булгаковского мира. Нас не покидало чувство, будто теперь мы знаем его лично.

«Неправдоподобно правдиво»

«Многие артисты в „Беге“ играют не просто хорошо. Они играют неправдоподобно правдиво», — написал в статье о фильме Михаил Блейман. Я подписываюсь под этими словами. С самого начала работы мы отдавали себе отчет в том, какое значение для этого фильма имеют исполнители. Мы сразу решили пригласить М. Ульянова (генерал Чарнота), Л. Савельеву (Серафима Корзухина), А. Баталова (приват-доцент Голубков, анаграмма фамилии Булгаков), Н. Осенева (белый контр-разведчик), О. Ефремова (белогвардейский полковник), Е. Евстигнеева (Корзухин), Б. Фрейлиха (Врангель) и других талантливых и опытных актеров, которые умеют быть достоверными, но и не боятся разных, в том числе комедийных красок от фарса до гротеска, от шаржа до гиньоля.

Но вот исполнителя роли генерала Хлудова — Владислава Дворжецкого — мы никак не предполагали утверждать на эту роль. Помню, как ассистент по актерам привела его в наш кабинет. Мы с Аловым посмотрели на него и сразу поняли: наш, из нашего фильма. Но ничего друг другу не сказали, ждали, когда он выйдет. А он вдруг попросил: «Можно я тут посижу?» Разрешили и занялись своими делами, а он молча сидел на стуле и смотрел, что мы делаем. И вдруг мы почувствовали в нем некое гипнотическое начало, что для актера очень важно. Он умел молчать, и, глядя на него, нельзя было оторваться! Он сидел, молчал и приковывал к себе внимание так, что мы стали его выгонять: было трудно работать.

Поначалу мы планировали пригласить его на маленькую, второстепенную роль. Но что-то не давало нам покоя, мучило. Когда в нашу комнату входил этот высокий, лобастый, большеглазый человек, нас охватывало какое-то необъяснимое волнение. Мы втайне друг от друга подумывали о том, чтобы взять его на главную роль. Хлудов — роль сложнейшая, он самая трагическая фигура в фильме. Мы без конца репетировали с Дворжецким, но лишь снова и снова убеждались в его неопытности. И все же нас что-то манило в нем, мы боялись упустить нечто значительное, более существенное, чем наживное актерское умение: он обладал, повторю, странной гипнотической силой, умел молчать. В нем было то редкое актерское свойство, которое мы называли «внутренней тишиной». Мало того, в нем было что-то булгаковское, мистическое.