Алов и Наумов

Мы очень любили эту замечательную женщину. Когда картина была готова, состоялся рабочий просмотр, она осталась очень довольна и пригласила нас на следующий день домой на торжественный обед. После просмотра я провожал ее до такси, которое ждало на площади перед производственным корпусом. Машина тронулась, потом остановилась и задним ходом вернулась к месту, где я стоял. Елена Сергеевна выглянула в окно и очень серьезно спросила: «Володичка, а почему вы в траурной рубашке?» Я удивился: «Да что вы, Елена Сергеевна, рубашка просто черная». «Нет, траурная», — сказала она и уехала. Это были последние ее слова, которые я слышал. На следующий день в час дня мы должны были быть у нее, но в десять утра позвонили и сказали, что она скончалась.

«Бег» мы выиграли в «козла»

^{Елена Сергеевна Булгакова (1893–1970), третья жена М. А. Булгакова. «Я знаю, я твердо знаю, что скоро весь мир будет знать это имя!» — писала она брату М. А. Булгакова Николаю в 1961 году}

Готовый фильм подвергся цензуре и преследованию. Количество замечаний, сделанных разными разрешительно-запретительными инстанциями, подбиралось к сотне. Одни были мелкими и несущественными, другие принципиальными и для нас неприемлемыми. Над картиной нависла мрачная перспектива «полки». Нас с Аловым обвиняли в том, что генерал Чарнота, мастерски сыгранный Михаилом Ульяновым, вызывает симпатию, что мы сочувствуем белогвардейцам. Эти обвинения едва ли не текстуально повторяли негативную оценку пьесы Сталиным. Второго февраля 1929 года вождь мирового пролетариата, отвечая на письмо драматурга Билль-Белоцерковского, высказался резко: «„Бег“ есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. „Бег“, в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление». По странному (или опять-таки мистическому?!) совпадению имя-отчество Билль-Белоцерковского точно совпадает с моим, нечасто встречающимся — Владимир Наумович. Было чувство, что «перст указующий» отца народов ткнул в меня прямиком из 1929 года.

^{Алов, Наумов и съемочная группа на борту корабля во время съемок «Бега».}

Нам в категорической форме было предложено изменить финал картины. В нашем варианте генерал Хлудов возвращался в РСФСР. Цензоры же потребовали оставить генерала в Константинополе. Здесь нужна маленькая историческая справка. Дело в том, что прообразом Хлудова был выдающийся военачальник, генерал-лейтенант Яков Александрович Слащёв, бравший Крым и по приказу барона Врангеля получивший право именоваться Слащёв-Крымский. Когда в 1921 году большевики объявили амнистию, генерал Слащёв, находившийся в эмиграции в Константинополе, попросил позволения вернуться в РСФСР. Ему разрешили, Дзержинский даже прислал за ним в Севастополь личный вагон. Так вот, Булгаков, многократно перерабатывавший пьесу в надежде увидеть ее на сцене МХАТа, написал два финала — возвращение Хлудова и его самоубийство в Константинополе. Сам Михаил Афанасьевич отдавал предпочтение второму. Елене Сергеевне больше нравился первый. Она вспоминала, как убеждала Михаила Афанасьевича отказаться от самоубийства Хлудова, что не соответствовало исторической правде. Слащёв был убит в Москве в 1929 году родственником одной из многочисленных его жертв. В определенном смысле тень Крапилина его погубила. Зная от Елены Сергеевны эту предысторию и твердую позицию Булгакова, мы с Аловым после долгих колебаний и споров решили уступить цензорам и принять финал, которому отдавал предпочтение и сам писатель, только, конечно, без самоубийства Хлудова.

^{Людмила Савельева, Владимир Наумов, Александр Алов на премьере «Бега», МКФ в Каннах, 1971 год}

Были и другие замечания, некоторые на первый взгляд вроде бы пустячные, но по сути нелепые и даже дикие. Например, из последней горькой тирады Чарноты, бывшего генерал-майора, бывшего степного помещика, «славного рубаки», а ныне люмпена: «Кто я теперь? Я — Вечный жид отныне! Я — Агасфер. Летучий я голландец! Я — черт собачий!» — потребовали вымарать слова «Вечный жид», непонятно, а впрочем, понятно чем не угодившие.