Алов и Наумов

Уходит человек — остается боль утраты, радость воспоминаний. Уходит художник — остаются его картины, нечто вроде послания новым поколениям. В этой связи мне часто вспоминается один эпизод. Однажды, за несколько лет до смерти Федерико Феллини, мы с ним, Джульеттой Мазиной, продюсером Дино де Лаурентисом, Владимиром Досталем (который тогда был генеральным директором «Мосфильма») и переводчицей Анной Поповой ужинали в прекрасном рыбном ресторане рядом с Пантеоном. Потом мы пешком пошли по вечерним улицам Рима в сторону улицы Маргутта, где жил Феллини. Мы шли и весело болтали — о жизни, о кино. Внезапно Феллини помрачнел, взял меня за рукав и сказал страшную фразу: «Мой зритель умер…» Сначала я даже не понял, что он имел в виду, и переспросил Анну… «Мой зритель умер, — повторил он. — Я как самолет, который взлетел, а аэродрома нет…» В это время к нему подходили прохожие и просили автограф. Людей этих становилось все больше и больше. Был очевиден огромный интерес к Феллини. Я сказал ему: «Посмотри, что происходит. Ты ошибаешься». — «Нет. Они просто узнают меня в лицо, читали обо мне или слышали по радио и видели по телевидению. Но фильмы мои им неинтересны. Они слишком суетливы. Они привыкли переключать кнопки на телевизоре. Им скучно думать. У них развилось клиповое сознание — очень заразная болезнь».

^{Последняя совместная фотография Александра Алова и Владимира Наумова}

Очень хочу надеяться, что великий Феллини был не прав. Я, например, вижу большое количество очень интересных и разных молодых людей, которые занимаются настоящим серьезным искусством. Я знаю, что зрители XXI века — «племя младое, незнакомое» — смотрят старые фильмы. Они на «ты» с компьютером, запросто ориентируются во Всемирной паутине, тем приятнее узнавать, что в поле зрения этих занятых людей попадают и наши с Аловым фильмы и даже получают от них немалые числом «лайки» и «комменты». Значит, понимают и принимают.

Я оптимист и верю, что кино не умирает. Иногда мне даже кажется, что Феллини в глубине души думал так же и просто мистифицировал меня, потому что, вспоминаю, в глазах его, когда он это говорил, таилась хитринка.

Москва 1984, 1989, 2015

^{Репетиция. Александр Алов, Владимир Наумов, актеры Борис Щербаков (Никитин) и Валерий Сторожик (Княжко)}

«Жена Алова и Наумова»

(Тамара Логинова)

^{Тамара Логинова. ВГИК, 1949 год}

Картина «Тревожная молодость» по роману «Старая крепость» Владимира Беляева стала дебютом Саши Алова и Володи Наумова и мне подарила первую главную роль в кино, после которой, точно снежная лавина, «сошла» на меня известность. Так что комсомолке Гале Кушнир в моей памяти отведено особое место.

Был и другой, личный момент: мы с Сашей Аловым поженились в 1949 году, в 1950 родилась наша Любаша, мы были очень счастливы. Не доставало только картины, о которой мой муж, безумно влюбленный в свою профессию, мечтал денно и нощно. И вот наконец все инстанции «дали добро», мечта начинала обретать черты реальности, а наша семья получила возможность воссоединиться: я из Москвы, где только что защитила диплом актерского факультета ВГИКа, отправилась в Киев, куда были распределены Саша и Володя. Моя мама пассажирским поездом дальнего следования почти десять суток везла из моего родного Новосибирска нашу дочку. Поселились мы в квартирке, которую Саше и Володе выделила студия. Наумова пришлось уплотнить, отгородив ему в дальнем углу узкое, размером в раскладушку, пространство. Жизнь впятером длилась недолго, но надолго закрепила за мной титул «жены Алова и Наумова». Любашку называли «дочерью Алова и Наумова», а мою маму — «тещей Алова и Наумова».

Вопреки послевоенной разрухе, неустроенности, безденежью наша (я имею в виду наше поколение!) жизнь той поры была удивительно наполненной — мечтой, жаждой творчества, труда, неизбывной нашей верой в кино как в искусство, которое нам создавать. Верили не только мы, начинающие кинематографисты, но и зрители. В то время кино любили искренне и восторженно, хотя сами фильмы чаще огорчали, чем радовали. «Тревожная молодость» оказалась одной из первых картин-ласточек, обозначивших начало перемен. В ее приподнятости, в ее счастливой талантливости отразилось мироощущение молодежи первой половины 1950-х годов, предвкушавшей перемены. Хотелось жить, работать. И очень хотелось верить, что «пробьемся». «Пробьемся штыками» — это была любимая поговорка Саши Алова и Володи Наумова, она возникла в те самые 1950-е, но не знали они, что ей суждено из шутливой присказки стать жизненным девизом. В самом деле, пробиваться и пробивать приходилось едва ли не штыками. И «Павла Корчагина», и «Мир входящему», и «Скверный анекдот», и «Бег». Но это будет потом.

^{Александр Алов, дочь Люба, Тамара Логинова. 1950 год}