Альт-летчик

Первая армия имела мобилизационный план, предусматривающий трехдневный выход на рубежи всех соединений. Сразу после того, как командующий осмотрел подготовленные к противовоздушной обороне позиции 6-го батальона, для чего в батальон были поставлены треноги и прицелы системы Колесникова в двух вариантах: отдельная тренога для установки тела пулемета без станка, и присоединяемая к станку тренога, позволяющая быстрее развернуть зенитную огневую точку, в Вильно состоялось мое знакомство со всеми командирами дивизий и корпусов, кроме еще не прибывших. Да, мы, конечно, припозднились с этими занятиями, но все наши просьбы провести их ранее уходили как в песок в военном министерстве. Станки Колесникова еще в 1913 году были отклонены военно-инженерным управлением, а они были в два раза легче, чем Максим-Виккерс. Но мы не оставили в беде талантливого инженер-капитана. Кстати, знаменитый ПВ-1 появился на 14 лет раньше, и сделал его тот же самый мастер Дегтярев, который предлагал еще в 1912 году свой «вариант» «Максима», со сменными стволами и маленькой затворной рамой. Сейчас доводит синхронизатор, а стволы сразу встали на штатные места, там, где стояли старые «максимы» с водяным охлаждением. Тем не менее кое-какой запас, то есть задел, у нас имелся, поэтому передача в войска первой линии на этом участке фронта приспособлений для организации ПВО участка началась немедленно. Кроме того, поступило два зенитно-пулеметных дивизиона на автомобилях «Уайт» и «Руссо-Балт». В общем, несмотря на подавляющее превосходство в авиации, мы сухопутчиков не забыли, так как со связью в армии было не просто плохо, а она попросту отсутствовала. В дефиците были даже провода для телефонов, да и самих телефонов было очень мало. Бельгийцы не слишком торопились выполнить и этот заказ.

Громом среди ясного неба прозвучало убийство наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, его супруги Софии и наместника Боснии и Герцеговины фельдцехмейстера Оскара Потиорека 15 июня 1914 года по старому стилю сербом Неделько Чабриновичем. Его граната попала прямо в пассажирский отсек кабриолета. В тот же день Австро-Венгрия выдвинула заведомо неприемлемый ультиматум Сербии, и через три дня объявила ей войну, несмотря на практически полное выполнение Сербией ультиматума. Однако немедленного наступления не последовало, хотя австрийская артиллерия взяла под обстрел Белград. Россия пообещала Сербии военную помощь, в том числе открытие второго фронта на австро-российской границе, но не объявила общую мобилизацию, подняла по тревоге только малую часть военных округов, примыкающих к Австро-Венгрии. Премьер-министр Франции в это время находился в России, но с его стороны жесткой поддержки как действий России, так и Сербии, не последовало, что дало германской стороне повод усомниться в действенности военного договора стран Антанты.

Метания с объявлением полной мобилизации продлились трое суток, чему способствовала телеграмма Вильгельма II Николаю II. Реально Германия уже провела мобилизацию и в эти три дня занимала позиции в Эльзасе и Лотарингии. Затем последовал германский ультиматум России прекратить мобилизацию, и после истечения его сроков Вильгельм объявил войну России. Через сутки Николай с балкона Зимнего дворца объявил, что вынужден отвергнуть ультиматум. В целом становилось абсолютно очевидным, что официально Первая мировая война началась.

Ко мне же 14 июня в Вильно поездом приехала Кристина Павловна, у которой были «весьма важные новости». Она – в тяжести! Блин! А вовремя-то как! Уже третий месяц. Я, действительно, приезжал по делам в Гатчину в это время, когда организовывал передачу в Либаву комплектующих для лодок и истребителей. Оба тогда соскучились основательно… В первый день по ее приезду мы мирно обсуждали эти новости, а на второй день мне стало понятно, что ее требуется срочно отправить обратно. Она, похоже, обиделась, но я купил ей обратный билет, а сам уехал, еще раньше ее, в Августов, где требовалось срочно заканчивать подготовку мест дислокации для четырех эскадрилий. Так получилось, что более мы с ней так и не встретились, так как по моему совету она уехала из Гатчины к своей матери в Эстляндию. Некоторое время письма от нее приходили, затем нам несколько раз сменили полевую почту, а я точный адрес в Эстляндии где-то потерял. Впрочем, мирной жизни уже не намечалось, от слова совсем.