Я служил на 6-й батарее 76-мм пушек старого образца. Был на должности командира орудия. Когда фашисты заняли Ригу, нашу батарею послали защищать остров Муху. Высадились в порту Кувайсту, и с боями гнали врага на 30–40 километров вглубь материка. Приходилось бить в упор прямой наводкой, и мы разбили немецкую группировку наголову. Захватили трофеи, много личного оружия и велосипеды. Немцы бежали, оставляя убитых и раненых. Затем немцы подтянули резерв, во много превосходящий наши силы. Началось их яростное наступление. Под натиском превосходящего врага мы стали с боями отступать. Били их беспощадно, но отступали под натиском сил, превосходящих нас. Все помещения наших штабов и два госпиталя были переполнены ранеными.
В штыковой атаке я получил ранение в грудь. Поступил в военно-морской госпиталь. Меня оперировал доктор Левин. Вскоре госпиталь заняли фашисты, и меня с открытыми ранами немцы вышвырнули в лагерь для военнопленных. Раненых гнали пешком на переправу, отстающих расстреливали. До места довели половину раненых и погрузили в вагоны. Набили битком. Никакой медицинской помощи не оказывали, ехали почти без еды. По дороге много умерло. Привезли в военный лагерь «Винляндия», выгружали истощённых, полураздетых, полуразложившихся от ран и грязи. Началось физическое уничтожение. Их зверства не поддаются никакому описанию.
Дальше пошли скитания по лагерям смерти: Рига, Саласпилс, Эссен (западная Германия).
Я был освобождён французами. Прибыл на родную землю. Продолжал служить в рядах Красной Армии до мобилизации в 1946 году.
Пишет Мария Яковлевна ЩЕРБАКОВА,
жена пропавшего без вести ЩЕРБАКОВА Ивана Дмитриевича, защитника Моонзундских островов:«Хочу поведать Вам нелёгкую судьбу матери двоих детей. Начну сначала. Со своим мужем, Иваном Дмитриевичем Щербаковым я познакомилась на строительстве бумажного комбината и посёлка Мечкостроя. Он был направлен сюда после окончания Вологодского педтехникума во вновь открывшуюся школу учителем начальных классов. Я работала табельщицей на строительстве посёлка. Вскоре мы поженились и были бесконечно счастливы. Жили в старой коммуналке. В апреле 1938 года у нас родилась дочка Лора. В октябре этого же года Ваню призвали в армию. Первые полтора года он служил в Усть-Луге, а когда Эстония стала советской, его направили служить писарем шифровального отдела при штабе БОБРа на остров Эзель.
В 1940 году я приехала к нему с дочкой и его матерью. Он находился на срочной службе, и мне надо было сразу устраиваться на работу, чтобы зарабатывать средства на содержание семьи. Работала в КЭЧ при штабе БОБРа. У нас появилась вторая дочка Зина.
Время было неспокойное, но о войне у меня не было и мысли. Она нагрянула неожиданно. Семьи военнослужащих стали эвакуировать на материк. Мне Ваня предлагал эвакуироваться, но мне казалось, что это временно, и эвакуировали свекровь со старшей дочкой, а я осталась работать и воспитывать меньшую дочь. Муж мне позволил распорядиться своей судьбой. Для дочки я нашла няню, эстонскую девушку. Жила на улице Копле, 10, в Курессааре. Этот дом попал под бомбёжку, и дочка с няней уцелели чудом. Я обратилась в Горисполком об устройстве дочки в детское учреждение. Мою просьбу удовлетворили. Неожиданно стали эвакуировать раненых и мне Ваня посоветовал уйти с ними, а дочку оставить в учреждении под его присмотром. Ранее я не смогла с дочкой улететь самолётом, их не было.
– Поезжай и разыскивай мать с Лорочкой, – сказал Ваня, – я послежу за эвакуацией Зиночки.
В ночь на третье октября на катерах вместе со штабом БОБРа я прибыла на Даго. Оттуда на самолёте долетела до Тихвина. Начались поиски старшей дочери. Я искала их везде и нашла в Ивановской области в городе Меленки. Младшую дочь Зиночку я искала двадцать лет. От мужа я не получала ни одного письма. Меня он проводил с последней оказией, и больше не было возможности ему эвакуироваться, он там остался воевать с врагами. Жив ли он, я не знаю и поныне. После победы стали приезжать мужья, горько было оставаться вдовой. Мне казалось, что Ваня жив и приедет, найдёт меня. Я искала его во всех архивах, расспрашивала сослуживцев. Всюду искала младшую дочь Зиночку. Много получала писем от оставшихся в живых, кто прошёл через ужасы плена, позора, унижений. Ивана никто не встречал. Запросы, ответы, поиски на братских могилах, на кладбищах разных городов. Нашлись четыре Ивана Дмитриевича Щербакова, год рождения у всех был одинаков. Ездила к ним в Киров, Иваново, к двоим сразу в Воронеж. Все четверо оказались тёзками моего Вани.
Многочисленные запросы письменного стола оказались утешительными, мне нашли младшую дочку Зину. Я летела к ней в Таллин, будто на крыльях. Смотрю на неё, девушку двадцати лет, и вижу себя двадцать лет назад, те же черты лица, только причёска другая. Это же моя родная дочка Зиночка! Я целовала её головку, пальчики рук. Я была счастлива! Она чудом уцелела в оккупации, воспитывалась в эстонской семье.