Альтернативное видение

Это был человек, которому Фел впервые доверилась, хоть и так неумело и по-детски. Он был с ней максимально честным и при этом сдержанным. После него не было осадка или терзаний. Никаких излишеств. Фелиция с детства помнила фразу дедушки: «Все излишества – от лукавого». Потому Д абсолютно вписывался в такую парадигму. В нем излишеств не было, следовательно, догма не нарушалась. И еще Д в любой ситуации был очень уместным, если можно так выразиться.

Это тяжело было признавать, но теперь она точно знала, когда наконец наступила необратимая и такая хлесткая точка невозврата. Разумеется, среди них двоих ее достигла только она одна. И все же нельзя было оставлять все как есть – таким нерешенным и недосказанным. Непременно надо было с ним объясниться и постараться сделать это наименее травматично. Хотя, конечно, это была очередная утопия – порвать с кем-то, не причинив боли. Никакая анестезия не подействует при таком раскладе.

Эти отношения, зародившиеся в юности, и правда зачастую похожи на выпускной бал: прощаться грустно, но надо. Это, как водится, совершенно необходимо, чтобы вступить в иную фазу, избавившись от инфантилизма и весьма иллюзорных миров. Уже тогда Фелиция осознавала, что лучше бы сделать такое резко, сорвать пресловутый пластырь; но понимала, что неспособна из-за того огромного, даже всеобъемлющего чувства благодарности, которым была преисполнена по отношению к нему.

Д учил ее играть на гитаре, когда ей было всего пятнадцать. Тогда они были еще друзьями, наивными и во многом восторженными. Чтобы не травмировать кожу на ее тонких пальчиках, он раздобыл тогда силиконовые струны для новичков, купил маленькую обучающую гитару с тонким грифом, потому что стандартный был для нее великоват. Д по-настоящему оберегал ее, наблюдал за ее становлением. Когда Фел все же было больно зажимать аккорд, он брал ее пальчики в свои большие грубоватые ладони и по очереди прикладывал каждый к своим губам или дул на отпечатки струн, чтобы быстрее заживало. Они проводили тихие вечера вдвоем. Даже когда уже начали встречаться. Надо добавить, он любил ее осторожно, без горячности. Обо всех этих аспектах Фел беспрестанно размышляла, пытаясь выбрать верную стратегию, которая с наименьшим уроном приведет их отношения к завершению.

– Как прошли выходные, Фелиция? – внезапно высветилось на экране ее телефона.

Абонент – Д.

То, что он прервал ее терзающую рефлексию было даже к лучшему, ведь мысли уже становились невыносимыми и давили на нее все больше и больше.

– Вполне сносно, – расплывчато ответила она, – нам нужно увидеться, если не возражаешь.

– Да, конечно, Фел. Я как раз привез тебе небольшой подарок из командировки. Давай завтра в 19 часов. Буду у тебя.

– Договорились. Хорошо.

Фелиция насторожилась – она продумывала план действий. Ей вдруг пришло в голову, что разрыв на ее территории может его нестерпимо ранить.

Она вновь взяла в руки телефон и напечатала:

– Может все же я сама заеду?

– Без проблем, – пришло ей в ответ, – давай поступим по-твоему.

Она немного расслабилась после этого сообщения, еще раз мысленно поблагодарив Д за его проницательность и понимание. Ее сосредоточенность и напряжение постепенно ослабевали.

«Любопытно, чем сейчас занят Роберт?» – подумала она.

***

В этот самый момент на окраине их города Роб заполнял большую картонную коробку, которые обычно используют для переездов, всевозможными слащавыми предметами, напоминавшими ему об Игги. Это были фотографии в рамках-сердечках, ее страшные подарки-безделушки вроде микрофона-статуэтки или шуточных денег. Все эти, по большей мере, бесполезные вещицы казались ужасающе нелепыми и ему хотелось скорее от них избавиться. Роб не был жесток или бессердечен, просто вся эта жизнь с Игги изрядно мозолила ему глаза и была похожа на подкисшее отвратительное варенье. Казалось – ему просто подкинули эту вариацию сценария. Сказали однажды – вот неплохой прототип весьма стереотипной жизни, наслаждайся! Enjoy your flight! А он тогда и рад был.

Он самообманывался, а во всей этой мишуре можно и не уследить, как врешь себе уже много лет. Пестрые платья с жабо, алые помады, томные певицы – все это было ужасающе фальшивым, как самая пышная и диковато-многоликая буффонада. «Мне следует немедленно избавиться от этой пестрящей атрибутики варьете. Иначе вся эта сияющая клоунада сделает шутом и меня, а затем и жизнь превратится в жутковатый многоцветный маскарад» – думалось ему. Даже в глазах в тот момент появилась неестественная рябь.