Амалия и генералиссимус

Если я поняла Тони правильно, то обычно поженить духов рекомендует местный даос в случае крупных неприятностей. Типа, например, необъяснимой болезни кого-то в семье. Которая происходит оттого, что невеста умерла, не дожив до свадьбы, и теперь дух ее требует любви и насылает болезни на невинных людей. Сына той семьи, которую преследует дух невесты, можно женить на этом духе без особых последствий для его семейного положения — и вообще китаец может брать себе неопределенное число жен, замечает тут Тони, со значением поглядывая на Магду.

Но были и иные ситуации — когда женили двух духов давно умерших людей. Опять же чтобы успокоить их. А еще даосы проводят свой ритуал, когда кому-то в семье является во сне усопший родственник и говорит: хочу жениться на девице Сяо из деревни такой-то. Тут, как я понимала, начиналась долгая история. Сначала надо было найти девицу Сяо — если она, и деревня, вообще существовали. Потом ее требовалось уговорить, и не бесплатно. А чаще всего таким путем семья пополнялась новой родственницей, которую положено было, конечно, кормить, но она при этом делала массу полезной работы по дому. И не выходила никогда замуж — хотя что в этом удивительного, если в Сингапуре и сегодня существует и процветает клан женщин «самсуй», которые работают без устали и также дают обет безбрачия?

А вот о браке между духами двух живых людей, продолжал Тони, и шепотом-то боятся говорить. Это очень тонкое и сложное дело, подвластное только настоящим даосским волшебникам. Считается, что в этом случае, если инициатор — жених, то невеста живет очень, очень долго, и вообще происходит множество отличных штук. Но со всеми и каждым такого не проделывают, а то все было бы слишком просто. «Я давно размышлял насчет того, чтобы отправиться в Сингапур и разобраться в этой истории, — замечал Тони, — но как-то был отвлечен другими делами и сложностями со здоровьем».

После чего эта пара продолжала говорить о любви духовной, и не только, причем без конца, если только их кто-нибудь не прерывал самым невежливым образом.

Пусть я буду когда-нибудь такой, как Магда, но тогда пусть у меня будет мужчина — да нет, давайте скажем это прямо, Элистер Макларен. Я не против, если он станет таким, как Тони — с сединой в волосах, и даже отрастит бородку, будет так же потирать руки, сухо посмеиваться и называть меня своим бурундучком.

Между мной и Элистером — Бенгальский залив, волны цвета крокодиловой шкуры.

Море. Вот теперь я поняла, наконец, все.

Этот город, этот Куала-Лумпур, никогда не станет моим, он не настоящий, он вообще не существует, потому что здесь нет моря. Куала-Лумпур так и будет цепляться за холмы и долину двух рек, этими бессмысленными пятнами красноватой черепицы, и напрасно мечтать о том, чтобы оказаться у берега. Чтобы увидеть море и вздохнуть — мир тогда снова обретет очертания. В этом мире будут деревья блумеа, где над лижущимся прибоем сидят обезьяны среди жестких толстых листьев. И казуарины, с невесомыми мягкими кисточками игл, деревья отдыха на закате.

Когда мы с Элистером лежали на песке, я хотела показать ему, что произойдет с приходом отлива. Но не успела, как и многое другое. Тогда откроется еще смоченный водой, будто лаком, песок цвета кофе, со светло-сереющими горбами, между которыми морская вода проделала ручьи обратно к морю. И если не топать, то одновременно в нескольких местах песок начнет оживать, в нем откроются крошечные кратеры. На дне каждого сидит по песчаному крабику, катающему шарики из песка. А когда у каждой такой норки, через минуту — другую, возникнет маленький бруствер из шариков, крабики выползают на поверхность и начинают перебегать в гости друг к другу. Одни несутся по песку невесомыми, почти невидимыми тенями, как хлопья пепла, другие, побольше, уже похожи на самих себя, машут клешнями и поводят глазами на палочках. Топни ногой — все это суетливое царство попрячется. Замри минут на пять — и беготня серых теней по песку возобновится.

А потом сюда снова придет теплая вода, по которой к здешним беретам шли корабли моих предков, скрипя деревянными боками. И у каждого рулевой штурвал был неотличим от мандалы, буддийского колеса фортуны.

Я теперь живу в новом доме, на берегу моря, иногда заходя в свой старый — или настоящий? — дом со стеклянным шаром на крыше, он всего в трех-четырех сотнях шагов. Наверное, я не отдам его никому и никогда. Но что делать, новая жизнь требует больше места, она ведь меняется. Она очень хороша, она мне нравится.

Я пошла к тяжелому черному телефону и набрала номер нового дома, долго говорила с Мартиной, в Куала-Лумпуре я делаю это каждый день. И уже была готова положить трубку.

Пока до меня не дошел смысл ее только что сказанных слов.

__ Что значит — следят? Что значит — охраняют? Раджиндера ко мне.

Раджиндер Сингх, стерегущий мой дом вместе с еще четырьмя сикхами (настоящими — ростом выше меня на полторы головы, в тюрбанах, под которые зачесываются длинные волосы и бороды), успокоил меня: он говорил с теми людьми, они не подходят близко к дому, это тоже сикхи, они ему знакомы.