Амаранты. Порабощенный лис

Санса опустила голову:

– Нет. Пусть он сам решит. Это лучшее, что ты можешь ему предложить.

Цумико кивнула. Выдвинув вперед несколько вешалок с кимоно, Санса предупредила:

– Я знаю, какие недавно носила госпожа Эими. Вот они, их не надевай. Как только Арджент оправится, подскажет тебе самые удачные сочетания слоев и аксессуаров.

– Хорошо. – Цумико провела пальцем по рукаву бледно-зеленого оттенка. – Ума не приложу, с чего начать.

– У тебя есть любимый цвет?

– Я… не очень разборчива.

Санса рассмеялась, вытащила коралловое кимоно и накинула на плечо хозяйки.

– Вкус можно и развить, не так ли? Особенно если мужчина отмечает, что ты облачилась в его любимые тона.

– Поэтому ты ходишь в зеленом?

– В школе моя подруга из димитиблестов клялась, что так я притягиваю к себе внимание Майкла, – тихо хмыкнув, призналась Санса. – Похоже, не врала.

– Вы учились в школе наблюдателей?

– В Академии Ингресс.

– И тебе приходилось запоминать такие вещи – этикет и международные обычаи?

– Как для стран, так и для кланов, но у нас свои особенности. – Санса водрузила кимоно, разрисованное красными кленовыми листьями, на одну из подставок, расправила складки. – Наблюдатели – это народ без границ, выходцы отовсюду и ниоткуда.

– Каково было в Академии?

Санса выпрямилась и расправила затекшие плечи.

– Много учителей из разных мест. Приглашенные лекторы из числа амарантов. Много книг и записей. Много тренировок по чтению языка тела и принятым манерам. Как боец, я изучила оружие, боевые стили, стратегию.

Ничего похожего на уроки Цумико в Святой Мидори. Может, ей когда-нибудь разрешат посетить эту академию?

– Там учатся ваши дети?

– Да-да. Дарье шестнадцать. Она страж.

– Папина дочка?

– О да. Наш сын Тимур – такой же, как я, мои братья и моя мама. В нашу сильную породу.

– Боец?

– Целиком и полностью, – гордо заверила Санса. – Айла у нас миротворица. Ей всего восемь, а она уже прирожденный дипломат. Но малышка Анника получилась ярче всех. Потому ее так рано и забрали. И поэтому поощрили нас продолжить расширять семью.

– Вы с Майклом отличная пара, – скромно отметила Цумико.

Кухарка коснулась своего живота:

– Все родители-наблюдатели надеются, что их дети унаследуют сильные сердца и яркие души. Может, на сей раз у нас получится маяк.

– Майкл сказал, твой малыш появится в наше отсутствие.

– Да. И хорошо. Роды нервируют Арджента.

– Ему не нравятся дети?

Санса присела у сундука, полного обувных коробок.

– Однажды он попытался объяснить. Как в теле зарождается новая жизнь, как дух разделяется надвое. Амаранты ощущают то, что невидимо нашему глазу. Но вообще он просто очень чувствительный. Переживает, когда мне больно, – тихонько прибавила Санса.

– А как реагирует Гинкго?

– О, он настоящий любящий дядя. Отличный помощник. – Санса рассмеялась: – Из нашего садовника получается прекрасная няня.

– Потому что лисы любят гнездиться.

Санса кивнула:

– И потому что дети для них – сокровище. Амаранты больше не размножаются, как люди, поэтому каждую новую жизнь воспринимают как драгоценность.

Цумико обдумала услышанное, а затем спросила:

– Разве не получается тогда, что и Гинкго дорог Ардженту?

– Конечно.

– Тогда почему Гинкго думает, что отец его ненавидит?

Повернувшись к хозяйке, Санса внимательно посмотрела на нее:

– А почему ты думаешь, будто Арджент ненавидит тебя?

– Он сам так говорит.

Санса лишь отмахнулась:

– Когда дело касается лис, надо смотреть не на слова.

– И на что мне тогда смотреть? – уточнила озадаченная Цумико.

– Лисы не зря прячут свои хвосты. По ним и определяй.

Глава 29

Клановые гербы

Прежде чем вернуть хозяйку Ардженту, Санса настояла, чтобы Цумико посвятила время себе – размялась, выкупалась, поела. Девушка поддалась напору Сансы и, с еще мокрыми после мытья волосами, принялась за тарелку дымящегося супа, пока кухарка рылась в своем запасе восстанавливающих чаев.

Гинкго прошаркал на кухню с книгой под мышкой.

– Папа меня выгнал. Майкл его моет.

– Арджент идет на поправку. – Санса наполнила глиняный чайник кипятком и положила две большие ложки смеси из сухих листьев и веток. Поставив на поднос с чаем приземистую металлическую жестяную банку и зеленую стеклянную бутылку, она пояснила: – Пойду дам ему последнюю дозу хаддлбада, – и вышла.

Налив себе настою из чайника на дальней конфорке, Гинкго отошел в другой конец комнаты, где в эркере стоял диван. Растянувшись на потертых подушках с кружкой в руке, он принялся перелистывать страницы. Цумико покончила с едой и ополоснула миску, прежде чем прервать затянувшееся молчание.

– Эти растения – твои?

Гинкго опустил ноги и похлопал по месту рядом с собой:

– Добро пожаловать в мой зимний сад. – Он поставил пустую чашку на пол и махнул в сторону джунглей из висящих над головой корзин. – Раз уж папа никого не пускает в большую оранжерею, я забрал это место.

– Почему он не впустил тебя? Разве ты не садовник Особняка?