Амелия

– Да, моя дорогая; ласковым, любящим, нежным, преданным мужем. Если бы я не был так твердо в этом уверен, неужели моя Амелия думает, что меня можно было бы уговорить покинуть ее? Нет, моя Амелия, он единственный человек, который мог меня уговорить; но я знаю, что его дом, его кошелек, его защита – все это будет в вашем распоряжении. А что до неприязни, которую вы почувствовали к его жене, путь это вас нисколько не смущает; полковник, я в этом уверен, не потерпит, чтобы она оскорбляла вас; да и, кроме того, она для этого слишком хорошо воспитана, так что как бы она в душе вас ни ненавидела, она по крайней мере будет вести себя с вами вежливо.

Скажу вам больше, приглашение последовало не от полковника, а от его супруги, и я убежден, что они оба будут относиться к вам в высшей степени дружелюбно; он, я уверен, – вполне искренне как к жене друга, оставленной на его попечении, а она – вследствие своей благовоспитанности будет не только с виду, но и на деле выказывать вам истинную благожелательность.

– Наконец-то я уразумела вас, мой дорогой, – произнесла Амелия (по мере того как она слушала Бута, отдельные фразы пробуждали в ней самые диковинные предположения), – и я выскажу вам свое решение в двух словах… я исполню супружеский долг, а долг жены состоит в том, чтобы быть с мужем, куда бы он ни отправился.

Бут пытался было ее переубедить, но все было тщетно. Амелия, правда, спокойно выслушивала все его доводы – даже те, которые были ей крайне неприятны (в особенности, когда он неумеренно превозносил необычайную доброту и бескорыстное великодушие своего друга), однако ее решение оставалось непреклонным, и она так твердо противилась всем его резонам, что Бута можно было бы почти извинить, если бы он истолковал это как простое упрямство.

В самый разгар их спора явился доктор Гаррисон; выслушав доводы обеих сторон, он выразил свое мнение такими словами:

– Дорогие мои дети, я всегда считал вмешательство в разногласия между мужем и женой делом чрезвычайно щекотливым, но поскольку вы оба так горячо настаиваете на том, чтобы я рассудил ваш спор, то постараюсь, насколько это в моих силах, высказать вам мое мнение. Так вот, во-первых, что может быть разумнее желания жены не разлучаться со своим мужем? Ведь это, как справедливо заметило мое любимое дитя, не более как желание исполнить свой долг, и я нисколько не сомневаюсь, что именно по одной этой весьма важной причине она на этом настаивает. И что вы сами можете на это возразить? Разве может любовь быть врагом себе самой? И может ли муж, любящий свою жену, согласиться на долгую разлуку с ней, что бы ни служило тому причиной?

– Дорогой доктор, вы говорите, как ангел, – сказала Амелия. – Я уверена, что если бы муж любил меня так же нежно, как я его, он бы ни за что на свете на это не согласился.

– Простите, дитя мое, – воскликнул священник, – но существуют причины, которые не только оправдывали бы его готовность разлучиться с вами, но даже побуждали бы его (коль скоро он действительно хоть сколько-нибудь вас любит и руководствуется здравым смыслом) сделать такой выбор. Если бы, к примеру, это было необходимо для вашего блага или для блага ваших детей, то он был бы недостоин называться мужчиной, равно как и мужем, прояви он хоть минутную нерешительность. Более того, я убежден, что в этом случае вы сами отстаивали бы то, чему сейчас противитесь. Сдается мне поэтому, что я напрасно встревожился по поводу обещания полковника выхлопотать ему должность лишь при том условии, что муж оставит вас здесь; ведь мне известно, дорогое дитя, вы слишком добры, разумны и решительны, чтобы ради любого временного удовлетворения своих чувств пожертвовать устойчивым благополучием всей семьи.

– Видите, дорогая! – вскричал Бут. – Я знал, как доктор к этому отнесется. Да, я уверен, что любой мудрый человек в Англии сказал бы то же самое.

– Молодой человек, – сказал священник, – не оскорбляйте меня лестными словами, которых я не заслуживаю.

– Дорогой доктор, неужели я вас оскорбил! – воскликнул Бут.

– Да, дорогой, – ответил священник, – вы искусно дали понять, что и я, выходит, человек мудрый, а ведь мне, судя по тому, как люди понимают это слово, следует его стыдиться, и мне служит утешением лишь то, что никто не может по справедливости обвинить меня в излишней мудрости. Ведь, берясь вам что-то советовать, я только что явил вам пример, подтверждающий противоположное.

– Надеюсь, сударь, – воскликнул Бут, – вы ошибаетесь.

– Нет, сударь, не ошибаюсь, – ответил священник. – Если я дам вам свой совет, то выйдет, что либо вы ни под каким видом не должны уезжать, либо, напротив, моя горлинка должна ехать с вами.

– Вы совершенно правы, доктор, – вмешалась Амелия.

– О чем я весьма сожалею, – заметил священник, – ибо тогда, поверьте, получается, что неправы вы.

– Вот уж поистине! – проговорила Амелия. – Да если бы вы услышали все мои доводы, то признали бы их достаточно вескими.