— Нельзя не удивляться той точности, с какой Литтлфилд пробил стену ассенизационной камеры. Он вынул кирпич именно в том месте, глядя из которого можно было увидеть человеческие останки. Ошибка всего на 1 фут (30 см) вправо или влево и такая же точно по высоте не позволила бы рассмотреть части тела в темноте камеры. Если Литтлфилд действовал наобум, то как он умудрился вынуть последним именно тот кирпич, какой было нужно вынуть для успеха его мероприятия? Подобная удачливость кажется ещё более удивительной, если вспомнить о том, что останки лежали не точно под «очком» уборной, а были заброшены в сторону от вертикали как бы вглубь ассенизационной камеры. На эту деталь обратили внимание лица, присутствовавшие при извлечении частей тела, и она была отмечена в отчёте коронера как подтверждённый факт. Удачливость Литтлфилда может иметь единственное рациональное объяснение — он точно знал, какой именно кирпич надлежит вынуть из кладки.
— Джон Уэбстер особо указал на то, что Эфраим Литтлфилд является человеком низкого происхождения, морально нечистоплотным и скомпрометированным неблаговидными поступками в прошлом. Он родился и вырос в лачуге среди болот южнее Бостона, образования не получил, в город переехал уже в зрелом возрасте. В Гарвардский Медицинский колледж он устроился в октябре 1842 года, то есть на 15 лет позже профессора Уэбстера. Литтлфилд неоднократно был замечен в различных низких поступках, в частности, был пойман на том, что входил в помещения профессора Уэбстера без ведома последнего и даже устраивал там по ночам азартные карточные игры. Лишь милосердие Уэбстера, не пожелавшего придавать огласке этот инцидент, позволило Литтлфилду сохранить место уборщика. Профессор считал — и следует признать этот довод весьма разумным — что Литтлфилд его ненавидел и боялся одновременно. Подобные комбинации ненависти и страха очень часто встречаются среди людей малодушных и зависимых в отношении тех, от кого они зависят, а Литтлфилд именно таким зависимым лицом и являлся.
— Имея постоянную нужду в деньгах, Литтлфилд не гнушался самыми неприглядными способами заработка. Он не только играл в карты на деньги, что можно считать в какой-то мере даже джентльменским способом времяпрепровождения, но и занимался поиском и скупкой для Медицинского колледжа трупов. Администрация колледжа официально покупала тела умерших людей для проведения их вскрытия студентами с целью выработки последними специфических врачебных навыков. Обычная стоимость трупа составляла 25$, но могла быть выше в том случае, если умерший имел редкую анатомическую аномалию (горб, ноги или руки разной длины и пр.). Такие тела не только отдавались для студенческой практики, но и использовались для изготовления скелетов, которые в дальнейшем могли продаваться в другие учебные учреждения и частные коллекции за весьма значительные суммы. Это был серьёзный бизнес, причём весьма криминализованный. На протяжении XIX и первой трети XX столетий в Великобритании и США имели место несколько ставших широко известными эксцессов, связанных с подобным промыслом. Тот, кто читал очерк автора, посвященный истории Германна Маджета-Холмса[18]
, наверняка вспомнит, что будущий серийный убийца весьма активно занимался этим промыслом и для скупки неопознанных или ворованных тел даже выезжал из Иллинойса на территорию других штатов. То есть даже в конце XIX века это был очень доходный бизнес, хотя и весьма специфический. Уэбстер в своих «тезисах» прямо обвинил Эфраима Литтлфилда в незаконной торговле телами умерших людей. Если это обвинение было справедливо, то попытка скрыть свою вовлечённость в подобную незаконную деятельность могла послужить прекрасным объяснением истинного мотива действий Литтлфилда.— Другим серьёзным мотивом, дополнявшим названный выше, могло стать ограбление Паркмена, всегда носившего при себе значительные суммы наличных денег, и получение выплаты за помощь расследованию. Другими словами, Эфраим Литтлфилд, наводя подозрения на профессора Уэбстера, не только сводил личные счёты, связанные с неприязнью и опасением разоблачения незаконной деятельности, но и зарабатывал очень значительные деньги. Таким образом, меркантильные соображения, имевшие большое значение для малообеспеченного уборщика колледжа, также играли большую роль при принятии им решения о «разоблачении» и публичном обвинении профессора.