Здешняя пустыня переживает второе рождение. Жена почмейстера оказалась удачливой не только при жизни. Седона полезна для пенсионеров. Им тут хорошо. Для здоровья само собой, и (вот еще!) почему заранее не познакомиться со Всевышним? Пусть присмотрится к нам, безгрешным, гольф-клуб с неба хорошо виден. С годами память выцветает, зализывает раны и ранки – свои и тех, кто был когда-то рядом. Перед которыми мы в долгу. Эх, если бы… Но не отовсюду возвращаются. Зато память в здешнем климате держится долго. Седона – город счастливых воспоминаний. Запотевший стакан с пьянящим питьем и ободком сахара на губах. Пей, не спеши…
Пребывание
Ира, на что-то такое надеялась. Я тоже втайне размечтался, но как-то хаотично, без конечной цели. Нужно быть строже, вортекс не терпит легкомыслия. Это мы узнали уже дома, из фильма о чудесах Седоны. Два вортекса на семью, мы бы нашли, как ими распорядиться.
А пока нас не пустили в поселение пенсионеров. Мы и сами не хотели, подъехали лишь справиться, куда дальше. Промчали среди розовых гор и оказались на автостоянке. Машин много, людей – ни одного. Все куда-то ушли, отталкиваясь палками от красной земли. Норвежским стилем, так это называется. Небольшая толпа сгрудилась далеко вверху, над головой, в конце тропы, прорезанной в боку каменного великана. Под тропой пропасть, манит полетать, было бы желание. Но никто не летал, по крайней мере, при нас. А мы отправились вглубь чахлого леса с придорожными посадками кактуса. Земля была сильно красной и какой-то сугубо индейской. Легкомыслие было неуместно. А мы ступали на полную ступню, сдвигали камешки, оставляли следы. Конечно, на это не следует обращать внимание, но, если обратить, вернуться в прежнее безмятежное состояние трудно. Мы шли по тропе войны, и я воображал, как оно будет. Иру, как большой деликатес, преподнесут вождю, а меня раскрасят, натрут перцем и пустят по линии общественного питания. А потом на радостях будут плясать до утра…
Энтузиазм вызывал красный рюкзак, Ира его постоянно снимала, развязывала, доставала планшет. Солнце жгло. Ира наводила планшет на гору, делала снимок, совала планшет обратно, завязывала рюкзак и возвращала на спину. Бог дал женщине терпение. Я плелся сзади. Кактусы гудели. Интересно, это они о чем? Красное на белом было моим ориентиром. Все прочее обесцвечено беспощадным солнцем. Розовые горы постоянно меняли очертания. Встречались подозрительные типы. Полифем с картины Пуссена расселся, подставил солнцу спину. Свирель молчала, видно, Полифем отдыхал в антракте. Потом исчез, в буфете, не иначе. В ушах заурчала и запиликала настройка какого-то оркестра, ждали дирижера, публика рассаживалась, доедала курицу, я взбодрился. Это все кактусы, они самые. Ничего особенного, корявые изломанные деревца с острыми листьями, красная пыль. Мы шли и шли в никуда, поднимаясь и спускаясь, присаживались на рассохшиеся стволы, дивясь разнообразию колючих красавцев. Встали строем трансформаторы и гудят. Иру я не посвящал, берег, а сам подключался.
Потом тропа уткнулась в ущелье. Можно было преодолеть и шагать дальше, но впереди открылся зеленый квадрат. Поле для гольфа. Ё-моё. Вортекс там точно не ночевал, пенсионеры загоняли бы его клюшками, и мы, несколько разочарованные, повернули назад.
Встретились милейшие дамы. Буквально, красотки. Обе с лучезарными улыбками, в шортах на длинных и крепких ногах. Выбрасывали их разом, тянули носок, Мулен Руж буквально. Вот ведь, бывает. Пусть без музыки и шампанского, и все равно. Скромницы. Живут полной жизнью. С такими ногами они бы не затерялись и на ипподроме…
Встреча оказалась не последней. Мы отдыхали возле автостоянки, они нас нагнали.
– Прошли, буквально, ничего. – Отметила Ира голосом заслуженного педагога. – И уже устали.