В Брайс каньоне мы спустились на самое дно. Приятно и немного тревожно. Как-то не по себе. Наверх не сильно хотелось, но и ночевать здесь не было смысла. Это к тому, что скоро темнело. Где-то рядом, поглощенный временем, таился скелет пропавшей коровы. Пойдешь не туда, выйдешь где-нибудь в другом штате. Под высохшими ветками лежал мертвый ручей. Красные пики торчали над головой, внизу оказалось неожиданно просторно. Мы прошлись бесцельно и потянулись наверх, будто возвращались из паломничества. Миновали застывших вдоль тропы каменных истуканов. Индейцы утверждают, они были когда-то осмысленными существами, но не смирили натуру, и Тот, кто судит, обратил их в камень. Пропажа коровы все объясняла. Шерлок Холмс сразу бы догадался, но и я не сплоховал.
В сбывшейся мечте, помимо
В Седоне
Мы отправились в Седону. Времени было мало, и Седона сохранилась в памяти неисчерпанной, одним глотком, не утолившим жажду. Хотелось много больше. Пустыня – особое место, рвешься куда-то, непонятно куда. Хочется отдалиться от мира на некоторое расстояние и оглядеть его новым, придирчивым взглядом, примерно, как отвисевший в шкафу пиджак. Пустыня примет без путеводителя, свободные места есть, но образ с годами истончается, теряет интригу. Черствеет лепешка. Ничего лишнего, кроме змей и тарантулов не предвидится. Хоть они, если поразмыслить, здесь к месту. Смиряют гордыню паче чаяния, и хорошо, если только так. В отличие от гор, в пустыне не обретешь оптимизма. И вершина – цель и миг торжества – отсутствует. Пустыня – духовный вытрезвитель. Других тогда еще не было, пока Моисей не сообразил, как пользоваться. И провел за собой сквозь пустыню. Упирались, кряхтели, но шли. Зато сплотились. В пустыне такое возможно. Сверху хорошо было видно…
Я думал, название идет от
Седона, как фея из сказки, является внезапно и буквально ниоткуда. Хоть все известно заранее, но уследить трудно. Дорога отделяется от хайвея и виток за витком сваливается в каньон, укрытый плотной зеленой массой, с ручьем на самом дне. До него еще нужно добраться, спуск длинный и крутой. Просвеченные солнцем, смыкаются над головой густые кроны. Свет тускнеет. Затерянный мир. Мычание и рев, хруст веток и сучьев под стопудовыми ножищами. Этого здесь, вроде бы, нет. Все безнадежно измельчало. Нам, нынешним достались даже не микробы, а вирусы. С микробами мы кое-как разобрались, научились пользоваться, по крайней мере, мыть руки перед едой, а этих вообще нельзя разглядеть. Проще вообразить себя на зубах у какого-нибудь ящера, по крайней мере знаешь, кто тебя так… Крокодилы и акулы помогают поддержать настроение. И на том спасибо.
Это пока мы едем в Седону. Копошение – разное и неотчетливое, как и должно быть в лесу. Но машины носятся, дорогу так просто не перейдешь. Внизу ручей, рядом мы, вода в ресторанчике, попробуй перебеги… И вдруг все обрывается, будто скатерку со стола сдернули, и мы выкатываем в пустыню. Она же город. Розовые скалы, лес на расступившихся горах, распластанная на горячем песке плоская мексиканская архитектура. Солнце свирепствует. Малолюдно, как положено в пустыне. Ковбойские шляпы. Американские флаги. Голливудский пейзаж. Звезды любили сниматься в этих местах, или просто увековечить себя на фоне скал и природных монументов фаллического вида. Кто откажется? Как устоялось со времени апачей, так и сейчас. Седона – отдельная, затерянная страна с красными горами, с приветливыми кактусами и почти наркотическим жаром. Голова плывет, ноги сами несут куда-то.