Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США

Оскар ухмыльнулся. Как он и предполагал, от полиции помощи ждать не придется. В то время психологическое состояние преступников оценивалось исключительно после задержания, да и то лишь ради определения вменяемости. Новаторство Оскара заключалось в том, что он хотел установить личность преступника до ареста. Он сосредоточивался на зацепках, характеризующих привычки, — это был прототип нынешней системы составления психологических портретов преступников. Такого в Америке не делал никто.

Психологические портреты преступников составлялись на протяжении истории, начиная со средневековых «экспертов», пытавшихся обнаружить еретиков. Первый известный психологический портрет уголовного преступника был составлен в 1888 году инспекторами Скотленд-Ярда, которые надеялись получить хоть какую-то информацию о Джеке-потрошителе, исходя из его писем и вида обнаруженных жертв^{127}. В Америке составление портретов войдет в широкую практику лишь с 1950-х, и только в 1970-х в ФБР появится Отдел поведенческого анализа. Оскар опережал свое время, считая, что сможет восстановить сцену преступления на основе привычек и действий преступника: «Я это делаю, изучив улики, которые оставляет преступник».

По мнению Оскара, заключение Айзеншиммеля и Макговерна о безумии похитителя было нелепо. Ученый возразил, что у каждого преступника имеются свои привычки, они неизбежны, и часто даже сам убийца их не осознает. Но привычки его и выдадут. Кондитер, совершивший убийство, остается кондитером. Именно поэтому записка о выкупе выведена таким необычным шрифтом. Преступник действовал по привычке, не задумываясь. И его действия станут первым штрихом в психологическом портрете. Оскар твердо верил, что прежде всего сыщики должны внимательно изучить улики, дабы установить личность преступника, и лишь потом искать мотив — и доказал свою правоту делом.

Пока полиция рыскала по холмам вокруг Колмы в поисках дьявола, Оскар сделал единственное заявление: «Ищите кондитера».

* * *

Для архиепископа в Сан-Франциско расследование обернулось настоящим кошмаром. Каждый вечер он молился, чтобы отца Хеслина нашли живым. На календаре было уже 10 августа — со времени похищения прошло восемь дней. Накануне под дверь его резиденции подсунули новое письмо, в котором сообщалось, что священник пока жив. Второе послание оказалось еще более странным. Бессвязный текст изобиловал туманными намеками, которые словно специально предназначались для того, чтобы окончательно запутать следствие.

«На этот шаг меня толкнула судьба, — признавался автор. — Болезнь и нищета не оставили другого выбора. Я очень нуждаюсь в деньгах»^{128}

.

Похититель указал новые условия выкупа — сумма увеличилась более чем вдвое и составляла уже 15 000 долларов.

«Отец Хеслин жив и просит вас о помощи. Ждите от меня новых писем».

Шериф опять пригласил двух графологов — Айзеншиммеля и Макговерна. Оскара вызывать не стали. Похоже, выводы талантливого криминалиста полицию не впечатлили. Графологи сделали увеличенную копию второго письма, подсветили бумагу лампой и вновь заявили, что автор однозначно безумец и к тому же трус. «Судя по почерку, автор послания невменяем»^{129}, — значилось в официальном отчете Макговерна. Еще одно бесполезное заключение, которое никак не сужало круг подозреваемых — в Северной Калифорнии явно не один умалишенный преступник. «Ни о чем», — презрительно фыркнул Оскар.

Тем временем новый неподтвержденный слух о якобы тайно доставленном в полицию третьем письме^{130} вызвал жгучий интерес у Джорджа Линна, начинающего репортера «Сан-Франциско экзаминер». Поскольку свежих деталей о расследовании давно не поступало, а многочисленные читатели требовали новостей, редактор отрядил Линна в дом архиепископа в надежде хоть что-нибудь раскопать. Вскоре молодому репортеру начнут завидовать все журналисты страны.

Линн отправился на задание в дешевом маршрутном такси, которые в Сан-Франциско назывались «джитни», и вечером прибыл в резиденцию архиепископа на Фултон-стрит, с северо-западной стороны парка Аламо-сквер^{131}. Позвонив в дверь, Джордж Линн заметил, что по широким каменным ступеням крыльца поднимается еще один человек. Репортер окинул взглядом одежду незнакомца: в мегаполисе вроде Сан-Франциско странный тропический наряд смотрелся нелепо. Элегантный кремовый костюм из смеси ангорской шерсти и хлопка, дополненный соломенной шляпой, отлично смотрелся бы на раскаленных улицах Палм-Бич^{132}, но в Сан-Франциско выглядел неуместно.

Линн с любопытством смотрел, как человек невозмутимо встал рядом, и спустя мгновение дверь в резиденцию распахнулась. Помощник архиепископа недоверчиво оглядел худощавого мужчину в светлом костюме, а Линну коротко кивнул.

— Здесь ли Его Высокопреосвященство? — поинтересовался репортер.

— Заканчивает трапезу. Вы можете подождать в приемной, — ответил помощник.

Незнакомец в экзотическом наряде скользнул внутрь и вслед за Линном и помощником отправился к приемной архиепископа.