Увидев его затылок, она беспокойно заерзала на стуле{551}
, карие глаза широко распахнулись. Волосы, мелко вьющиеся у корней и ниспадающие крупными кудрями, были расчесаны на косой пробор направо. Стояло 5 июня 1933 года, и Аллен Женевьева Лэмсон, больше известная как Бебе, недоумевала: папа сидит так близко, всего в паре метров, но обнять его не разрешили. Кажется, он волнуется.— Папочка! — крикнула малышка.
Прошла почти неделя с тех пор, как мама последний раз держала ее на руках. Бебе никак не могла перестать вертеться. В зале набилось более сотни мужчин в темных костюмах и женщин в красивых платьях. Все сидели плечом к плечу, многие старались говорить тише. У входа в здание суда собралось более тысячи человек и еще больше стояли на площади возле окружной тюрьмы. Гул возбужденных голосов был почти невыносим, особенно для маленького ребенка.
Девочка положила ладошку на широкие деревянные перила; судья в черной мантии обвел взглядом публику в зале. Белое кружевное платьице Бебе, украшенное бисером, прекрасно смотрелось бы в церкви. Она будто светилась на фоне бабушки, одетой в темный костюм и стильную черную шляпку — наряд, больше подобающий для похорон, чем для официального мероприятия.
— Да, — несколько раз чуть слышно пробормотал ее отец, отвечая судье.
Бебе не понимала, о чем спрашивали папу. И снова начала крутиться. Рядом сидели ее тетушки, дамы среднего возраста, доктор Маргарет Лэмсон и Хейзел Тойтс. Последние дни Бебе жила у Маргарет.
Вдруг ее папа поднялся из-за стола. Мужчина в черной форме положил руку папе на спину и вывел его через дверь. Девочка вопросительно посмотрела на бабушку. Здание Высшего суда округа Санта-Клара казалось маленькой Бебе страшным и унылым местом. В тот день начался процесс над ее отцом, Дэвидом Лэмсоном. А вскоре все станет еще хуже — Дэвида Лэмсона обвинят в избиении ее матери до смерти.
Когда к 1933 году Великая депрессия, затронувшая всю страну, добралась и до бизнеса Оскара Генриха, он перепрофилировал свою криминалистическую лабораторию. Так, он выступил на суде против Германии в деле о диверсантах; американское правительство оказалось более надежным клиентом, чем окружные прокуроры и адвокаты. Оскар начал удостоверять подлинность предметов искусства в Европе. Но даже эта новая деятельность не могла восполнить ужасающее снижение доходов.
Оскар жаловался, что половина банков в Неваде заморожены — именно там располагался основной источник его заработка. Местным прокурорам запретили нанимать экспертов — отличная новость для преступников. Прибыли Оскара в Калифорнии упали на треть, не все клиенты соглашались расплачиваться сразу. Эти обстоятельства вкупе с необходимостью оплачивать обучение старшего сына в Англии грозили оставить семейство Генрих без гроша в кармане.
В прошлом году Теодор ездил в Чикаго, Нью-Йорк, Бостон, Филадельфию и ряд других городов Америки в рамках своего образовательного курса в Кембриджском университете. Двадцатидвухлетний молодой человек прислал отцу покаянное письмо со списком издержек. «Я тут подсчитал расходы и пришел к выводу, что Франция довольно-таки дорогая страна, — писал Тео. — Не понимаю, куда так быстро уходят деньги. Ведь я стараюсь особо не шиковать»{552}
.Оскар очень любил сына, но в том, что касалось расходов, оставался непреклонен. Слишком долго и мучительно он выбирался из долгов. «Боюсь, ты до сих пор витаешь в облаках, пренебрегая фактами»{553}
, — наставлял он Тео.Оскар почти все время проводил в командировках и переживал за безопасность супруги, которая часто оставалась одна в их доме в Беркли. Криминалист обратился в полицию с просьбой выделить его семье охрану, заявив, что опасается мести преступников. «Передай Морту мои слова, что, пока меня нет, будет безопаснее, если охранник останется ночью внутри дома, а не снаружи»{554}
, — писал он Марион.К началу суда над Лэмсоном Оскар находился в жутком расстройстве. Криминалисту исполнилось пятьдесят два, силы его оставляли. Понемногу уходили из жизни старинные соперники — старый графолог Карл Айзеншиммель скончался год назад, а вечный противник Оскара, Чонси Макговерн, умрет в следующем году. Но эти враги померкнут на фоне нового неприятеля — немецкого медика, чье обаяние грозило отвратить симпатии присяжных от Оскара в его самом крупном деле.
В домашней лаборатории криминалист исследовал череп и записывал его размеры{555}
. Затем поправил нити, удерживающие кости черепа вместе. После почти двадцати дней подготовки Оскар не сомневался, что эта улика станет его самым мощным оружием в суде.